Промысел божий, не иначе
Рассказывая об этой выставке, мы все время говорим об открытиях. Известно, что, когда углубляешься в какую‑то тему, в определенный момент тебе начинает очень многое приходить сверху. Я думаю, это называется промысел Божий, не иначе.
Что я имею в виду? Работая над выставкой, мы отошли от принципа последовательного рассказа о биографии Федора Абрамова и решили сделать акцент на его творчестве, на литературных образах северного крестьянства, на осмыслении — что это было за время и кем был в нем Абрамов…
К его творчеству обращались многие художники, люди сверхчувствительные, — и в первом зале, который называется «Литературный», представлены работы художников Архангельска и Санкт-Петербурга. Прекрасные иллюстрации к «Пелагее» Евгения Зимирева. Замечательная графика Сергея Сюхина. Николай Кофанов, Федор Мельников…
Есть здесь и настоящее открытие. Это случилось в начале 2019 года: искусствовед из Санкт-Петербурга позвонила мне и рассказала, что после смерти художника Аркадия Натаревича в мастерской найдены ранние работы его сестры Елены Натаревич. Она была знакома с Федором Абрамовым и вместе с ним работала над иллюстративным материалом сначала к «Пелагее», а потом и к «Альке».
«Если вы хотите, вы можете забрать эти литографические работы в фонды вашего музея», — сказала она мне. Я была потрясена.
Елена Михайловна дважды — первый раз еще студенткой Ленинградского института имени Ильи Репина, второй — уже вместе с мужем скульптором Дмитрием Вайнманом — бывала в Верколе. Она рассказала, что макеты «Пелагеи» и «Альки» с ее рисунками были готовы, но, к сожалению, так никогда и не увидели свет. То, что вы видите перед собой на выставке, — это премьера. Это работы, которые нигде не были представлены. И к столетию Федора Абрамова они оказались у нас в фондах.
Открытия и разные чудесные истории стали появляться и после начала работы выставки. Например, мы узнали, что друг и автор надгробного памятника Абрамову Федор Мельников — ученик отца Елены Михайловны Натаревич. Или вот история фотографа Юрия Бродского. На выставке представлены записки, почеркушки Абрамова, его наброски на листочках… Бродский остановился у бумажки с записью: «Я съездил на Соловки и осоловел на всю жизнь» — и за сердце хватается. Соловки, 1979 год. Он фотографировал Абрамова в этой поездке. А в другом зале у нас висит фотография Абрамова, авторство которой мы не подписали — не знали. Бродский говорит: «Это моя. Я о ней забыл — но да, это моя».
Так что это необыкновенная выставка. После открытия она стала жить своей жизнью. Точка в ней до сих пор не поставлена.
Попробуй найди такие манекены
В «Театральный» зал мы заходим через «сцену» — это парафраз «Деревянных коней» в постановке Юрия Любимова: у него проход из фойе в зрительный зал был оборудован через сцену по специально сооруженному мостику. Здесь представлены театральные афиши из наших фондов, связанные с постановками по произведениям Абрамова. Мы их всегда собирали и будем собирать. Есть среди них афиша «Братьев и сестер» Льва Додина.
И еще одна история из жизни выставки: 29 февраля додинцы передали в Верколу, в литературно-мемориальный музей, фотографию, на которой весь первый состав актеров и актрис, занятых в «Братьях и сестрах». Раму для нее они сделали сами. Мы повесили фотографию на стену — и она как будто тут и была. Хотя появилась уже после открытия выставки.
А вот уникальная вещь — сарафан, в котором играла Лизу Пряслину актриса Малого драматического театра Наталья Акимова. Когда первый актерский состав приехал в Верколу, она увидела на заборе сарафанчик. Серенький такой, невзрачный. И уговорила хозяйку подарить его. Наталья Валентиновна всю жизнь играла роль Лизы в этом сарафане — с изнанки он штопаный-перештопаный. И 29 февраля, опять же после открытия выставки, додинцы передали его музею. Мы с ним очень аккуратно обращаемся.
И рядом — платья Лизы, которые на 90‑летие Федора Абрамова передал нам Архангельский драматический театр. Мы специально искали для них манекены, потому что платья — как на фигурки 13‑летних девушек. Они так малы, что не на каждый манекен их можно было надеть! Меня это не очень удивило: моя бабушка рассказывала, что во время войны (а в войну она жила в Архангельске) она весила 43 килограмма. Мать двоих детей!
Вот так: историческую правду и по манекенам можно восстанавливать…
«Обеспечить хлебом не могу»
Как в свое время Шолохов поднял огромный пласт истории донского казачества, так Абрамов впервые написал историю колхозной деревни. Что станет с человеком, которого превратили в раба, если ему вдруг дать свободу? К чему это приведет? Главная мысль, которую я здесь вижу: над человеком нельзя проводить эксперименты. Это его ломает. Тот эксперимент, который провели над людьми в XX веке, сломанная психика человека XX века — все это по‑прежнему требует глубокого осмысления.
Об этом мы пытаемся размышлять в зале «Земляки».
На одной стене размещен баннер с архивной фотографией: деревня с патриархальным устоем. На противоположной стене — современные фотографии: деревня на них разрушается, она гибнет. Подтверждая все артефактами, документами и предметами из наших фондов, мы предприняли попытку разобраться, что же произошло. Что произошло с Верколой? И что вообще происходило здесь у нас, на Севере?
Раскулачивание, колхоз, продовольственный налог, трудодни… Отобранные у колхозников паспорта и справки, которые председатель выдавал человеку, если ему нужно было куда‑то выехать. На выставке представлен редчайший экспонат — паспорт крестьянки 1941 года. Фотография этой женщины, повязанной платком, выражение ее лица — если вы его увидите, комментировать тут будет нечего. Также мы тут показываем такие документы, как «Наказ конюху», «Наказ телятнице», паспорт лошади, продовольственные карточки. И записки, заявления, просьбы, которых у нас в фондах сохранилось огромное количество и которые невозможно читать без слез. Вот пример:
«Прошу Лиховской сельский Совет разобрать мое заявление и выдать мне паек на детей. Я эвакуирована из города Мурманска, на иждивении имею трех детей, обеспечить хлебом не могу. Хлеба в колхозе не дают, так как за трудодни хлеб выбран. Мне за первую половину мая паек давали, но сняли, и сейчас я пайка не получала. Прошу не отказать моей просьбе и дать мне паек. 27 апреля 1944 года». Подпись — Черепанова.
Это одна из самых страшных историй, описанных Абрамовым. Коллеги из Пинежского района рассказывали мне: многие их земляки читали и не верили, что это было на самом деле…
В центре зала мы построили символическую реку и мостик через нее, разделили экспозицию надвое: деревня, какой она была «до мостика», и деревня «после мостика» — разница огромна!
В 1960‑х, 1970‑х годах, когда люди получили паспорта, получили свободу, — что произошло с ними? Люди отреклись от земли, от деревни, обленились. С этими процессами связаны знаменитые абрамовские очерк «Вокруг да около» и письмо «Чем живем-кормимся». Я помню его письмо в газете «Правда» — для нас это был эмоциональный взрыв, шок. Не было в Архангельске, наверное, ни одного грамотного человека, кто бы не прочитал это письмо! Для осмысления того, что происходило тогда, Федор Александрович, конечно, дал нам сильнейший толчок.
Это разговор с нами
У выставки есть, пожалуй, две сквозных линии. Это фотопортреты пинежских старух, сделанные Людмилой Егоровой, — образ «святого поколения», как назвал его Федор Абрамов, женщины, которые стали для него вдохновением. Я думаю, что именно женский образ — ключевой во всех произведениях Абрамова.
И цитаты из «Чистой книги», писем, дневников. Когда я читаю их — я думаю: Господи, это же про нас нынешних, это так актуально сегодня.
Отбирая цитаты, мы все время консультировались с режиссером Теймуразом Эсадзе. И когда мы работали над последним залом выставки — «Разговор с Абрамовым», где люди могут сесть в темной комнате перед экраном и сколько угодно смотреть и слушать записи выступлений писателя, его встреч с читателями, — мы обсуждали с сотрудниками, что сюда нужно написать вводный текст, который бы стал разговором про правду Абрамова. Решили попросить об этом Теймураза. Я позвонила ему вечером, а утром текст уже был готов. Текст очень легкий, современный, невымученный. Он обращен к современному человеку. Это разговор с нами.
А на отдельный, завершающий, баннер мы вынесли ключевое высказывание Федора Абрамова: «Революция не спасет Россию. Не установит Царство Божие на земле. Единственный путь — путь, сформулированный Гоголем в „Ревизоре“, — бери метлу и мети свою улицу».