Мы встречаемся с Александром Васильевичем Поморцевым у него дома в деревне Быково. Топится русская печь, в коробке с заготовленной берестой нежится трехцветная кошка. Александр Васильевич, застелив стол газетой, чистит бересту и нарезает ее на ленты… Поморцев — народный мастер Архангельской области, бывший председатель колхоза «Дружба» и бывший глава Вилегодского района. Хотя — нет, бывших среди глав и председателей колхозов той закваски не бывает. Горение за свою землю и свое дело в этих людях — навсегда.
Садись, сынок, будем промыслам учиться
— Мой папа Василий Тимофеевич приобщал меня к берестяному промыслу с раннего детства, — начинает рассказ Александр Васильевич. — Помню, зимой сели ужинать — мне было четыре года, пятый пошел — и папа спрашивает: «А ты, когда вырастешь, где планируешь жить и работать?» — «Как где? Жить здесь, на Виледи, работать — в колхозе». -«Так, сынок, одной работой в колхозе не проживешь. Садись, будем учиться промыслам». Так отец, который сам был искусным мастером плетения из бересты, стал меня учить. Откуда у него ремесло? Его тятя тоже научил. К сожалению, его отец, мой дедушка, всего 54 года пожил. Мало.
— Отец был строг с вами?
— Строг. Я говорю: тятя, ребята на улице играют, я побегу на улицу! Он ремень на лавку положит: пока работа не будет сделана, никуда не пойдешь.
Папа мне говорил: хороший мастер должен уметь даже мяч сплести. Сам он сплел нам такой мяч, что, если мы играли и попадали этим мячом друг в дружку, оставался синяк!
— А семья у вас была большая?
— Папа, мама, нас, детей, было пятеро — но двое, брат и сестра, умерли в раннем детстве. И еще с нами жила бабушка по отцу Афанасия Михайловна.
О бабушке нужно рассказать особо. Она родила 18 детей, девять из них умерли в младенчестве. На фронтах Великой Отечественной войны погибли трое ее сыновей, еще двое, мой папа и дядя Миша, прошли всю войну и вернулись живыми. Папа был дважды ранен, а Михаил Тимофеевич служил разведчиком, закончил войну капитаном в орденах и медалях без единой царапины. Но в мирное время погиб на производстве. Вот такая судьба.
Бабушка была знахаркой, к ней приезжали люди со всей страны. Мне особенно запомнилась одна девочка: ее три года возили по медицинским учреждениям Союза, и ничего не помогало. И вот, наконец, они добрались до нашей Ольховки. Бабушка сказала мне: «Саша, на подволоку сходи, принеси мне таких-то корешков и стебельков». Я принес, бабушка рассказала нашим гостям, как применять эти травы, и они уехали. Через три месяца мы получили две посылки на имя Поморцевой Афанасии Михайловны и письмо на трех страницах с благодарностями. Оказывается, через месяц после бабушкиного лечения все медики сказали, что девочка здорова. Я спрашивал потом у бабушки, откуда у нее это знание. Она ответила, что от ее мамы.
— Детство у вас выпало на послевоенные годы…
— Да, особенно трудными были 1950–1952-е годы, когда случился неурожай.
Учился я в трех школах: начальной в деревне Ольховке, потом в Павловской восьмилетней и 9-10-е классы — в Ильинской средней школе. В характеристике из средней школы написано: «В каникулярное время был бригадиром строительной бригады» — мы строили дровяные сараи, погребные ямы и так далее. В школе я получил права: от ДОСААФа нас два года учили на шоферов и механизаторов широкого профиля. Окончив школу, три месяца проработал в колхозе «Дружба» шофером и в октябре 1965 года ушел в армию, служил в шоферской роте. Из 12 тысяч новобранцев, которые были призваны в учебную дивизию в Ленинграде, только 187 человек имели водительские права.
Работал, пока роса не встанет
— И потом вы вернулись в колхоз?
— Да, спустя три года. Председатель колхоза «Дружба» Иван Афанасьевич Лазарев сначала принял меня в строительную бригаду, а через некоторое время я стал шофером. Но шофером проработал всего два месяца, и тут меня вызывают: «Будешь бригадиром тракторного отряда, принимай дела. Если нет, сдавай машину».
Я сопротивлялся и ходил в раздумьях дней пять, пока папа мне не сказал: «Или иди бригадиром, или совсем уходи». Так я на четыре года стал бригадиром тракторного отряда. В моей ответственности было 97 человек, 42 трактора, 26 автомобилей. После этого был начальником мехпарка, а в 1978 году был избран секретарем парткома колхоза.
— Александр Васильевич, ведь примерно в эти годы на Виледи перестали выращивать лен? Вы помните, как это было?
— Лен в Вилегодском районе последний раз сеяли в 1974 году. Почему? Был собран пленум райкома партии, приехали областные руководители и постановили: на Виледи технические культуры сеять больше не будут. А техническая культура на Виледи — это что? Лен. А почему больше не будут сеять? Потому что нужно делать упор на молоко и мясо, чтобы кормить города. И площади, которые были заняты под лен, пойдут под зерновые и кормовые культуры. Вот такая политика была.
Вилегодский лен был известен на весь Советский Союз. Перерабатывали его на Ильинском льнозаводе, который работал круглосуточно. Коллектив завода составлял больше сотни человек! И его пришлось закрыть.
— Это такая великая и драматическая часть истории района… Хорошо, что районный музей не дал ей уйти в небытие. А если возвращаться к вашей личной истории — как вы стали председателем колхоза?
— В 1980‑м заочно окончил Ленинградскую высшую партийную школу, а через два года мне в райкоме говорят: «Ну что, Поморцев, дела председательские будешь принимать». Я говорю: «Не буду». — «Иди подумай пять минут. И либо соглашайся, либо можешь подыскивать себе работу». Прошло собрание колхозников, меня избрали, и восемь лет я работал председателем.
— Что это были за годы?
— Когда в марте 1990 года я уходил из колхоза «Дружба», там трудились 226 человек. Каждый день нужно было организовать труд трех бригад, лесозаготовки, двух смен пилорамы, шоферов, которые возили пиломатериалы в Котлас, Коряжму, Великий Устюг… Причем организовать так, чтобы колхоз получал доход.
В разговор вступает супруга Александра Васильевича Серафима Прокопьевна:
— Он не давал мужикам покоя. Как покос — так он с ними допоздна, пока роса не встанет. Домой приезжал позднехонько, а вставал ранехонько. В летнее время детей и не видал совсем.
Александр Васильевич:
— Да, так. Спасибо большое Симе, детей у нас трое, и воспитывала их в основном она.
При этом неприятностей у меня в колхозе было много. Я всегда делал по-своему. И в итоге чаще всего оставался прав.
— Например?
— Вот я председательствую второй год, и меня вызывают в райком партии: «Почему все руководители увеличили нормы и снизили расценки, а ты нет? Если так не сделаешь, освободим от должности». Хотя, по моему мнению, освобождать от должности надо было как раз этих руководителей и ставить новых, которые будут поднимать хозяйства, чтобы Виледь вышла на первое место по области. А увольнением меня было не напугать.
Люди в нашем колхозе стали хорошо зарабатывать — с мая и по октябрь, когда шли посевная, сенокос, уборка, получали по 700–800 рублей в месяц. И через год приходят ко мне один, второй: «Спасибо, что дал заработать, теперь мне нужна машина». А мы стояли в очереди на машины двести какие-то там. Так как я был членом областного совета колхозов, то часто ездил в командировку в Архангельск. Во время очередной командировки пришел к председателю облисполкома Виктору Михайловичу Третьякову: «Так и так — дал возможность людям денег заработать, просят машины, выручайте». Третьяков посовещался и сказал: машины выделить. А в сопроводиловке написать: на Виледь, колхозу «Дружба», Поморцеву. И машины нам пришли, «Жигули».
Потом меня на совещаниях в районе раз десять вспоминали всякими словами: вот, мол, как нехорошо Поморцев поступил, обойдя райком партии, райисполком!
Или вот, например, я решил не сажать картошку, потому что посчитал — из-за нее колхоз терпел около десяти тысяч рублей убытка в год. Меня опять вызывают в райком партии: «Поморцев, имей в виду, ты хорошо работаешь, надо бы тебя наградить, но из-за тебя район не выполнил план по картошке — и никакой награды тебе не будет».
Еще пример. Приезжают ко мне: «Когда начнешь сенокос? Начинай!» Я отвечаю: «Не ваше дело». Ну, тут проработка на бюро райкома, разгромная статья в районной газете о том, что председатель колхоза Поморцев и главный агроном Лазарева не принимают мер к началу сенокоса… А в результате мы начали сенокос последними, но закончили его первыми. Уложились в десять дней.
Депутаты голосуют: Поморцева — на главу района
— И вот наступил 1990 год. Меня выбирают председателем Вилегодского райисполкома, а в 1991-м приходит распоряжение губернатора — продублированный указ Бориса Ельцина — ликвидировать исполкомы райсоветов, создать администрации районов и городов. Депутаты голосуют: Поморцева — на главу района.
— Александр Васильевич, а вы были за или против ГКЧП?
— Если проанализировать, программа у них была правильная, но как они это сделали? Надо было делать по-другому, на основе существующих законов.
— Как вы пережили 1990‑е годы?
— С 1992 года начался, другого слова не подберу, бардак. Хотя многие наши предприятия еще работали, но вот леспромхозу приходилось туго. Они древесину отправляют — а денег им не платят. Пришлось закрывать котлопункты, столовые, начались забастовки — то в Сорово, то в Фоминске, то в Широком Прилуке. Я приезжают в Прилук: клуб забит под завязку, более двухсот человек, все шумят. Люди спрашивают: как семьи содержать, если зарплаты нет?
Было такое, что по девять месяцев ни одной копейки в бюджет не поступало. Бюджет был должен всем организациям! Каждый день как минимум четыре человека, а максимум — 87, в основном женщины, приходили ко мне и спрашивали: что делать, если детей нечем кормить?
Тогда же, будучи главой, я начал строить здание центральной районной больницы, где должны были расположиться хирургическое отделение и родильный дом. Перед начальником строительного участка Губкиным я поставил задачу: до декабря подвести здание под крышу, иначе нам не дадут денег для строительства нового корпуса.
Приезжаю в декабре в область, у меня спрашивают: «Сдал хирургию и роддом?» — «Нет». Вернулся в район, собрал комиссию — вот акт, подписывайте. А там на самом деле только крышу покрыли. Нет ни дверей, ни окон, ничего. Но комиссия все подписала. Я сажусь на самолет и возвращаюсь в Архангельск. Там смотрят акт: «У тебя двери вставлены? Нет. Полы набраны? Нет. Рамы оконные есть? Нет».
Я отвечаю: вы же меня за горло взяли, вы же мне условие поставили, что пока это здание не сдадим, новый корпус начинать нельзя. Вот подписанный акт, срочно давайте деньги, надо закупить остальные стройматериалы и начинать. Губернатор области Павел Иванович Балакшин улыбнулся: «Дадим?» Денег дали.
Так мы и начали строить эту больницу. Пока я руководил районом до 1996 года, дело шло. А в 1996‑м — новые выборы. Мне говорят: «Что же ты не ездишь, не агитируешь за себя?» А как мне ездить-то? 14 месяцев зарплаты нет, пенсий нет. Так что выберут — так выберут, а нет — так не пропаду. В результате на выборах я пролетел. И эта больница стояла недостроенной, без крыши, шесть лет. Потом строительство возобновилось и завершилось только в 2009 году.
При мне были построены 1400 метров разводящей сети газовых трубопроводов (после меня их выкопали), Беляевская и Быковская восьмилетние школы из кирпича, четыре детских сада — один в Вилегодске и три в Ильинске.
Сметана для Балакшина
— Вы работали при нескольких губернаторах. А кто из них был вам ближе всего?
— Я считаю, что Павел Николаевич Балакшин лучше всех управлял областью. Анатолий Антонович Ефремов тоже был замечательным губернатором. Что Третьяков, что Балакшин, что Ефремов, когда приезжали в район, хотя бы одну ночь в нем ночевали. То есть работали два полных дня по всему району и только в конце второго дня уезжали.
Серафима Прокопьевна:
— Павел Николаевич-то ведь и здесь, у нас, бывал. Помню, приехал, а тут ни столовой, ничего не было. Председатель нашего сельсовета просит: «Серафима, готовь что-нибудь поесть, сейчас приедет целая армия людей!» Быстро-быстро что-то готовлю. Приезжают: губернатор Балакшин, помощник его, начальник областного УВД, представители района… Сколько машин — даже не сказать. Мне угощать особенным-то было нечем, но я вспомнила про литровую кастрюльку сметаны (мы же своих коров держали). Вот я ее принесла и среди прочего на стол поставила.
И потом проходит сколько-то лет, мы приезжаем в Архангельск на Маргаритинскую ярмарку и встречаем Павла Николаевича. Я его сразу узнала, а он меня нет. Потом пригляделся: «Вы не с Быково?» — «С Быково». — «Я у вас бывал. Я так запомнил вашу сметану!»
— Александр Васильевич, вы ведь и с Борисом Ельциным встречались?
— С Борисом Николаевичем Ельциным я встречался пять раз. Нас, местных глав, собирали со всей России-матушки и проводили с нами совещания в Сыктывкаре, Архангельске, Москве.
Он меня узнавал, здоровался. Спрошу его о чем-нибудь, а он: «Поморцев, будешь мне еще такие вопросы задавать — вот я тебе!» Я отвечал: «А что вы мне? Вы работайте. Я-то работаю». — «Ну ты и наглый». — «Я не наглый, я смелый».
— А какие вопросы, например, вы ему задавали?
— Однажды главы наших районов и городов поручили мне сказать Ельцину, что нужно обязательно поддержать сельское хозяйство Архангельской области. У нас же зона рискованного земледелия! Я руку поднял, что нужно — сказал. Ельцин и говорит: «Садись. Вас в Архангельской области нечего поддерживать. Ни один человек на территории области постоянно проживать не должен. А производство там должно вестись только вахтовым методом». Вот какая у них была позиция.
— Колхозы тоже были целенаправленно разрушены?
— Да. Борис Николаевич тогда четко сказал, что нужны не крупные колхозы, а частные мелкие фермерские хозяйства.
На Виледи колхоз «Россия» разбили на три хозяйства, колхоз имени Ленина — тоже на три, совхоз «Вилегодский» создал только одно небольшое фермерское хозяйство. Кроме того, лесфонд, который был закреплен за колхозами и считался их собственностью, они стали сдавать в аренду — вместо того чтобы осваивать его самостоятельно и зарабатывать на этом. Устоял только совхоз «Никольский» благодаря своему грамотному руководству. Сегодня это СПК «Никольск».
— Александр Васильевич, и вот вы вышли на пенсию…
— И на пенсии вернулся к своему любимому занятию.
— Трудная это работа?
— Да, это трудоемкий процесс. Иногда ко мне приходят люди, просят научить, я показываю… «Нет, — говорят, — это не по мне, я лучше на диване полежу».
Проблема сейчас найти хорошую березу. Бывает, приходится ехать на делянку за 60 километров. В этом году я заготовил 87 рулонов бересты, а в предыдущие годы и по сто с лишним рулонов заготавливал. Рулон — это береста с одной березы.
Что самое популярное? Корзины, кузова, пестери, солонки, горожане даже берестяные переноски для питомцев просят сплести. Очень все любят домашние тапки и лапти. Береста же помогает, когда ноги болят: надеваешь лапти — и через минуту жарко становится, ноги — как в печурке.
Я и жену научил. Теперь и Сима плетет, и я. Сейчас у нас заявок — на два года вперед, хоть спать не ложись. В 43 странах есть наши изделия, в России чаще всех заказывают Москва, Саратов, Архангельск, звонили и из Сочи.
— А мы вас о самом главном не спросили — вы как с Серафимой Прокопьевной познакомились?
— С женой познакомился тут же, в Быково. Сижу я в автопарке за столом, тут приходит девушка, и мне говорят: «Саша, нужна машина на завтра, в Замараиху ехать, туда учительницей направили Серафиму Суворову». Тут мне стало интересно: у нас разница четыре года, и в предыдущий раз я видал ее маленькую… Так и познакомились. И уже 51 год вместе.
Справка
Александр Васильевич Поморцев родился 2 сентября 1946 года в деревне Ольховке Вилегодского района. Народный мастер Архангельской области. Активно участвует в выставках и ярмарках района. Его работы были представлены на межрегиональных выставках «Душа Севера» в Котласе, на конкурсе-выставке художественного и декоративно-прикладного творчества в Коряжме. В 2013 году на ярмарке в поселке Урдома Ленского района ему присвоено звание «Лучший мастеровой гость».
В 2014 году Александр Поморцев стал участником проекта Вилегодского краеведческого музея и берестяного клуба «Сударушка» — была создана студия-мастерская «Тепло человеческих рук» для привлечения людей с ограниченными возможностями здоровья к занятиям народными ремеслами.
