Администратор Плесецкого сектора Кенозерского национального парка. С 1981 года была бухгалтером в местном совхозе, в 1994‑м пришла в парк и по 2017 год была бессменным бухгалтером Плесецкого сектора.
Еще до того, как на этой территории образовался парк, на Кенозеро приезжали туристы-байдарочники. Я смотрела на них и недоумевала: почему они сюда ездят, зачем? Понимание, что мы живем в таком красивом, ценном месте, пришло с возрастом. Теперь я иду на работу — вижу озеро, вижу деревья, вижу горку с Никольской часовней и думаю: как красиво!
Я сама местная. Окончила восемь классов в Вершинино, год проучилась в Конево и год в школе в Поче. Потом отучилась на курсах бухгалтеров и с 1981‑го работала бухгалтером в совхозе. В то время совхозные фермы были в каждой деревне сельсовета, и в каждую деревню я должна была съездить два раза в месяц, чтобы выдать аванс и зарплату. Добиралась до них и на катерах, и на «Буранах», и на лошадях…
К 1994 году стало понятно, что в совхозе никаких перспектив уже нет. Плесецкий сектор парка тогда возглавлял очень хороший человек — Николай Николаевич Коренев, который до этого работал в совхозе зоотехником. Николай Николаевич умел ладить с людьми, был талантливым руководителем и организатором. Он и рассказал мне, что в Плесецком секторе свободна вакансия бухгалтера. Так 28 апреля 1994 года я пришла в Кенозерский национальный парк.
Устраиваться на работу поехала в Архангельск на бортовой машине вместе с нашим водителем Владимиром Викторовичем Худяковым. Теперь‑то эта дорога занимает шесть часов, а тогда мы выехали из Вершинино в пять утра и добрались до города только к вечеру. Даже в ум не приходило: как это можно ехать в Архангельск на грузовике! Тогда же я впервые встретила Елену Флегонтовну Шатковскую и сразу поверила, что она сможет что‑то здесь изменить.
Наша контора располагалась в здании бывшей почты: на первом этаже находились фондохранилище и складское помещение, а на втором, куда вела очень крутая лестница, в одном кабинете сидели все сотрудники сектора. Там стоял стол Николая Николаевича Коренева, вплотную к нему — мой стол, тут же — стол хранителя фондов Зинаиды Ивановны Вахрамеевой. За перегородкой из гипсокартона была маленькая комнатка, где помещались раскладной диван, умывальник, холодильник и телевизор, — там жила Елена Флегонтовна, когда приезжала в Вершинино. А за капитальной стенкой стояли шесть кроватей для наших командированных сотрудников. Отопление печное, туалет на улице… Но мы были молодые, жили дружно, работать было очень интересно — ведь все только начиналось!
Как бухгалтер, я вела кассу и учет материалов, выдавала зарплату. У меня стоял сейф, по поводу которого мужики шутили: если кто‑то захочет обокрасть бухгалтерию, то этот сейф можно на плече унести — никаких решеток и особых замков у нас не было. А считала я на красивых резных счетах, которые Николай Николаевич привез из Пуксы. Не знаю, где теперь они находятся. Надо было отдать их в музейные фонды.
Но кроме основных своих обязанностей мы занимались практически всем! Сотрудников было мало, и наша работа подразумевала взаимозаменяемость. Если в Плесецкий сектор приезжали на 1–2 дня ученые из Москвы, Санкт-Петербурга или, например, норвежцы, мы с Зинаидой Ивановной готовили им еду. Приходилось мыть и убирать все объекты. Организовывать экскурсии. Возить белье на стирку в деревню Горы. А когда у нас появилось кафе, поначалу не было штатной единицы, человека, который бы за ним присматривал, — и присматривала тоже я: нанимала поваров, ездила за продуктами… Конечно, сейчас, когда у нас много туристов и штат парка вырос во много раз, сложностей нет никаких. Все отлажено, все работает на автомате.
Что здесь изменилось за 30 лет? Очень многое. Когда парк только начал работать, люди относились к нему настороженно: боялись запретов, ограничений, думали, что права местных жителей будут ущемлять. Но потом они увидели, как преобразилась наша территория, и мнение, конечно, изменилось. Здесь появились новые рабочие места, возможности для заработка, для развития. При этом люди как рыбачили, так и рыбачат, как заготавливали дрова, так и заготавливают.
Конечно, не все так радужно: здесь практически не строится новое жилье, нет своего медика — фельдшер приезжает раз в неделю, хотя в Вершинино стоит новый ФАП. Детей рождается мало. Но у нас работает школа, появляются новые люди — не так давно приехала семья — Анна и Александр Лазниковы. Она стала работать в школе, он — в парке. Построен дом для специалистов, а значит, мы надеемся, кто‑нибудь еще к нам приедет. Я думаю, пока здесь существует парк — здесь будут жить люди.
За 30 лет у нас сменилось много сотрудников: кто‑то ушел на пенсию, а кто‑то трудоустроился в другое место. Если ты работал в Кенозерском парке, ты потом сможешь работать везде — столько ты получаешь здесь новых знаний, навыков, общения… У нас бывает много научных сотрудников, профессоров — и я заметила, что чем лучше образован человек, тем проще с ним контактировать. Вообще с учеными очень интересно разговаривать: прежде мне и в голову не приходило, насколько ценно место, в котором я живу!
Только со временем я поняла, как это важно, что мы здесь видим эту красоту… Одна семья из Мирного ездит в Плесецкий сектор много-много лет: когда они были помоложе — жили на туристических стоянках, сейчас заселяются в дома и гостиницы. Я у них спрашиваю: «Чем вы тут занимаетесь?» Они отвечают: «Мы просто дышим!»