25 сентября полярнику номер один современной России, политику и общественному деятелю, специальному представителю Президента РФ по международному сотрудничеству в Арктике и Антарктике, Герою Советского Союза и Герою России Артуру Николаевичу Чилингарову исполняется 80 лет

Человек-везение

Одни говорят, что Артур Чилингаров — человек-везение. Другие утверждают: Артур — человек-счастье… С Артуром Чилингаровым мы дружны четыре десятка лет — то есть ровно половину его жизни. И могу сказать, что, конечно же, он везучий, конечно же, излучает вокруг себя счастье, но немногие знают, каким трудом и какими усилиями даются эти «излучения», сколько за всем этим труда, опыта, бессонных ночей.

…Помню последние часы перед спуском в глубоководном «Мире» на дно самого сурового на земле океана в точке Северного полюса.

2 августа 2007 года «Миры» уже готовились к спуску, а Чилингарова радисты в очередной раз вызывали в радиорубку. «Академику Федорову» шли бесконечные звонки из Москвы: начальники самых высоких уровней уговаривали Артура отказаться от этой затеи — спуска на полюсе на четырехкилометровую глубину, убеждали, что нельзя так рисковать жизнью на финише седьмого десятка.

Но он же жутко упрям, а одна из главных черт его характера — авантюризм.

Причем не обижается, когда друзья называют его авантюристом. Улыбается и возражает: «Ни одна известная полярная экспедиция не могла бы состояться, если бы ее участники не обладали львиной долей авантюризма. Экспедиция, тем более полярная, — всегда в какой‑то мере авантюра».

Счастье, что его авантюры заканчиваются удачно.

Но я никогда не забуду, как во время многочасового спуска «Миров», уже после того, как два аппарата с гидронавтами «сели» на дно океана и в точке полюса впервые на глубине 4261 метр был установлен флаг России, уже после того, как со всего мира посыпались поздравления, мы все еще с тревогой стояли у борта нашего «Федорова» и ждали, когда же «Миры» всплывут. Не промахнутся ли они? Крохотная полынья могла в любой миг захлопнуться из‑за дрейфа непробиваемых с глубины льдов. А тут еще, как назло, отказали установленные вокруг полыньи радиобуи, и чилингаровский «Мир», как слепой котенок, метался под дном громадного судна, чуть не задевая его винты.

Но те, кто посылал тогда начальнику нашей экспедиции поздравительные телеграммы, об этом, конечно, не знали. А сами гидронавты — два экипажа «Миров» по три человека в каждом — еще не были уверены, что удастся выбраться из ледяной океанской бездны.

И только через пару часов, когда краны наконец‑то подняли «туши» громадных многотонных «Миров» на борт, начались объятья, полилось шампанское и у всех, как говорится, от души отлегло. И ощущение было такое, что мы — наблюдавшие за спуском с борта нашего «Академика Федорова» — переживали и волновались куда больше, чем начальник экспедиции и пять гидронавтов.

И я не забуду, с каким восторгом встречала нас после экспедиции Москва, украшенная портретами членов экипажей «Миров», впервые в истории достигших точки полюса на дне океана и установивших там флаг нашей страны.

Информационные агентства всего мира с завистью писали о нашей экспедиции: о том, что на полюсе удалось взять пробы грунта, способные стать одним из доказательств, что по своему геологическому строению дно в этих высоких широтах является продолжением нашего арктического побережья, а значит, обосновать претензии нашей страны на громадные, богатые ресурсами подводные пространства.

…А через неделю Чилингаров позвонил мне в Питер и смеясь рассказал, что в московском парке его — немолодого уже бородача — повстречала какая‑то компания и один из прохожих сказал: «Смотри‑ка, это тот самый дед, который спустился на полюсе!»

За организацию этой экспедиции Артуру Николаевичу Чилингарову была вручена вторая «Золотая Звезда» — знак отличия к званию «Герой Российской Федерации».

Ну, а первую звезду героя Чилингаров получил в 1986 году, после того как организовал спасательную экспедицию в Антарктику — к зажатому льдами «Михаилу Сомову».

Если беда

Зимой 1985 года, в полярную ночь, когда никто к берегам Антарктиды подходить не отваживается, он отправился на ледоколе «Владивосток» к флагману советской антарктической экспедиции «Михаилу Сомову», затертому льдами моря Росса.

Начальника экспедиции Артура Чилингарова еще в Москве не раз предупреждали, что идти зимой в Южный океан рискованно. Но он прекрасно представлял, каково полярникам, оставшимся там, на атакованном айсбергами и ледовыми полями судне.

Он рисковал всем — головой, креслом заместителя министра, жизнью в конце концов. Но Чилингаров убежден: если люди в беде, надо идти на помощь.

На «Сомове» не хватало топлива, продукты и пресная вода тоже были на исходе. Но самое страшное — громадные айсберги, толпой стоящие вокруг судна. Никто не знал, когда они перейдут в атаку. Капитан Валентин Родченко потом рассказывал мне, что «Сомов» выглядел рядом с айсбергами как комар. Для 53 полярников каждый день мог стать последним.

Через ревущие сороковые и неистовые пятидесятые старенький «Владивосток» пошел к берегам самого сурового на земле континента. В бушующем океане округлый ледокол — как скорлупка от яйца. Болтало его так, что волны переваливались через палубу. Однажды Чилингарова волной чуть не смыло за борт. Только благодаря своей молниеносной реакции он успел ухватиться за поручни.

Морозы — под пятьдесят. Льды — 3–4 метра. Порой за вахту «Владивосток» продвигался вперед лишь на несколько метров. У него были все шансы разделить участь «Сомова».

Чилингаров сутками не уходил с мостика, часами кружил над белой пустыней на вертолете, отыскивая лазейку в ледовых лабиринтах.

Он пробился к дрейфующему уже четыре с половиной месяца «Сомову». Эта операция была первой в истории Антарктики. Ей и до сих пор нет аналогов.

Алексей Федорович Трешников, учитель Чилингарова, участник первых советских экспедиций к полюсам земли, президент Географического общества СССР, на встрече «Сомова» сказал, что считает спасателей героями. Эти слова для Чилингарова значили, наверное, не меньше, чем «Золотая Звезда» Героя Советского Союза. Он получил ее, когда вернулся из этой антарктической одиссеи.

Он городом этим храним

Ну, а то, что он везучий, — это точно. Причем с детства. Тяжелого блокадного детства, когда в его дом на проспекте Маклина попала бомба, потолок рухнул, а балка, которая могла раздавить лежавшего в кровати ребенка, повисла на металлических спинках.

В те годы Арик и его приятель — сосед по дому — очень боялись ослабнуть от голода или замерзнуть ночью в постели: они представляли, как быстро с ними разделаются крысы — серые стаи носились по ленинградским улицам даже днем.

Повезло ему в блокаду и в другой раз.

У Ксений Георгиевны — матери Артура (в ее честь он назовет свою дочь) — украли хлебные карточки. Маленький Артур на ее глазах пух от голода. Чем мама могла ему помочь? Она любой ценой хотела эти мучения прекратить. Где достать яд? Изо дня в день она ножичком соскабливала со спичечных головок серу, собирая смертельную порцию. Спасла Артура крестная. Она работала медсестрой в морге и половину своего блокадного пайка приносила мальчику.

Он и в Макаровку поступил, скорее всего, чтобы, наконец, избавиться от воспоминаний о голодном детстве — в училище кормили и выдавали форму. А еще потому, что, когда работал слесарем на Балтийском заводе, мастера, посмеиваясь, посылали его не только за «разводным зубилом», но и в соседний магазин за водкой. Туда заглядывали и курсанты из Макаровки — училище находилось прямо напротив заводской проходной. Его ровесники в матросских бушлатах и повлияли на судьбу Чилингарова: он принес документы в мореходку на судомеханический факультет. Сдал экзамены, но на судомеханический его не зачислили.

— Я и в 18 лет настырный был, — рассказывал Чилингаров. — Попытался попасть на прием к директору училища. Он меня принял и говорит: «Молодой человек, мы можем зачислить вас на арктический факультет». Я спросил, что это за факультет. «Ну вот я, — говорит, — окончил этот факультет. Там изучают моря-океаны, Арктику». Я говорю: «Ну принимайте! В крайнем случае стану начальником училища».

…Только спустя годы я узнал, что с будущим Героем Советского Союза и Героем России мы учились в одной школе. Бегали по одним и тем же дворам-колодцам, окруженным сумрачными, почти закрывающими небо домами между улицами Маяковского и Восстания, по крохотным садикам, где до сих пор сидят старушки-блокадницы. Но Чилингаров меня на десяток лет постарше — он еще сам застал блокаду.

И через Госдуму он пробил определенные, хотя, конечно, мизерные, денежные средства, помогающие старикам-блокадникам дожить остатки лет. Это не заслуга его. Это его обязанность. Хорошо, что он постарался ее выполнить.

На нем лежит определенный отсвет города, в котором ему выпало счастье родиться. Он ленинградец, и это видно за версту.

Из своего родного города он первый раз отправился и на Северный полюс — начальником комсомольско-молодежной станции «СП-19», открытой на ледяном острове-айсберге полвека назад — 7 ноября 1969 года.

Покой нам только снится

…Это произошло в ночь с 4 на 5 января 1970 года. Гигантский айсберг толщиной 30 метров, на котором работали полярники, раскололся, наскочив на мель. Трещины прошили станцию, превратив ее в островки-обломки.

«В двадцати метрах от каюты параллельно нашей „главной улице“ зияет широкая трещина, — рассказывал начальник „СП-19“ Артур Чилингаров. — Она прошла совсем рядом со складом продовольствия, отрезав от нас запасы горючего, газа, палатку с хозяйственным оборудованием. В наиболее угрожающем положении склад с продовольствием. Просто чудо, что вся гора ящиков и мешков осталась на краю и не свалилась в пропасть…»

Это фрагмент из главы «Покой нам только снится» — одной из самых захватывающих в книге «Под ногами остров ледяной». Книга посвящена работе одной из интереснейших «СП» за всю более чем пятидесятилетнюю историю советских дрейфующих станций. Ее авторы — Артур Чилингаров, Михаил Евсеев и Эдуард Саруханян.

Книга эта попала мне в руки в 1987‑м — во время рейса к полюсу на атомном ледоколе «Сибирь». Тогда я впервые отправился с Чилингаровым в Арктику.

Ему нравилось стоять на мостике, когда атомоход крушит льды и пробивает себе дорогу, нравилось еще и потому, что сам он по характеру ледокол
Ему нравилось стоять на мостике, когда атомоход крушит льды и пробивает себе дорогу, нравилось еще и потому, что сам он по характеру ледокол

Мы шли в высокие широты Арктики, чтобы снять со льдины четырнадцать полярников дрейфующей станции «Северный полюс — 27». Ее ломало и несло к Атлантике. От льдины площадью четыре на пять километров, какой она была во время высадки весной 1984 года, остался лишь осколок 300 на 250 метров.

Впервые в истории ледоколу удалось пробиться к станции, работающей в столь высоких широтах — за 86‑й параллелью. Многие не верили, что в это время года, когда лед самый тяжелый, «Сибирь» дойдет в эти широты — за четыреста километров до полюса. А еще нам надо было высадить в другом конце океана, в море Лаптевых, «СП-29».

Сняв «СП-27», к морю Лаптевых мы шли северным маршрутом. В конце мая до полюса было рукой подать — меньше ста миль. Соваться туда министр морского флота СССР строго-настрого запретил. Но разве начальник экспедиции мог удержаться и не двинуться на атомоходе на северную вершину планеты?

С каким удовольствием он шел на мощном ледоколе к полюсу! Ему нравилось стоять на мостике, когда атомоход крушит льды и пробивает себе дорогу, нравилось еще и потому, что сам он по характеру ледокол. За эту его неудержимую, сокрушающую силу, умение отстоять свою точку зрения и уважают Чилингарова полярники. Да и не только полярники…

Полюс

В день 50‑летия высадки на льдину папанинской станции мы находились всего в 180 милях от полюса — и казалось, дальше на север нам не пройти. Готовился очередной разведывательный полет на судовом Ми-8.

С командиром глубоководного аппарата «Мир-1» Анатолием Сагалевичем на палубе «Академика Федорова» после спуска на полюсе
С командиром глубоководного аппарата «Мир-1» Анатолием Сагалевичем на палубе «Академика Федорова» после спуска на полюсе

Накануне Чилингаров завел старую пластинку:

— Полет рабочий. Для науки и для разведки. Посмотрим дорогу к полюсу — сможем или не сможем пройти. Так что каждое место на вес золота.

Но все догадывались: на полюс вертолет идет с расчетом на посадку, а в этой точке Земли вертолеты никогда еще не садились.

Болтанка в вертолете изматывала, и потому мой блокнот всю дорогу оставался пустым. Попробовал на колено его положить — вибрирует в такт вертолету, а карандаш трясется совсем в другом ритме, и буквы скачут так, что сам потом разобрать не сможешь. Наконец приноровился: блокнот надо держать на весу, чтоб вибрировал в такт руке, тогда хоть что‑то можно записать. Довольно корявые записи получаются даже в тетрадках у привычных к такой трясучке ледовых разведчиков.

Артур Чилингаров принимает в своем родном Петербурге покорителя Эвереста Эдмунда Хиллари
Артур Чилингаров принимает в своем родном Петербурге покорителя Эвереста Эдмунда Хиллари

— Расчетное время выхода в точку полюса двенадцать восемнадцать, — доложил штурман Юрий Чистофоров.

В 12.18 радионавигатор Владимир Гиль, взглянув на вспыхивающие красные цифры, прокричал в микрофон: «Полюс!»

Экипаж аппарата «Мир-1»: Артур Чилингаров, Анатолий Сагалевич и Владимир Груздев
Экипаж аппарата «Мир-1»: Артур Чилингаров, Анатолий Сагалевич и Владимир Груздев

Внизу только длинные торосистые гряды да черные разводья. Пригодного для посадки вертолета ровного островка так и не видно. Командир Ми-8 Георгий Шелковой, заложив круг над полюсом, пошел на снижение.

Выходит, все же отыскал подходящую для посадки льдину.

— Высота полметра, — доложил бортмеханик, распахнув дверцу и запустив в вертолет снежный вихрь. — Площадку вижу хорошо.

И вскоре в наушниках я услышал, как бортмеханик Сергей Козлов прокричал:

— Есть полюс!

Это — вместо традиционного и положенного короткого: «Посадка».

Ми-8 коснулся снега. Сергей, как всегда, первым выпрыгнул на лед, проверяя, прочна ли площадка. И сквозь снежный вихрь я увидел, как махнул рукой командиру: «Давай!»

Вертолет осел, проваливаясь колесами в снег, и вскоре замер.

— Что там показывают приборы? — спросил Чилингаров радионавигатора.

— Промазали немножко, — вздохнул Гиль. — На триста метров.

— Какая разница? — сказал кто‑то. — Мелочи.

— Ну нет уж, — возразил начальник экспедиции. — Где полюс?

— Вон в том направлении, — махнул рукой в сторону громадных торосов Гиль.

— Пошли, — приказал Чилингаров и, увязая в снегу, двинулся первым.

Через пять минут мы все уже взмокшие и усталые. Тащим тяжелые приборы, чтобы в точке полюса провести измерения. И проклинаем Чилингарова: давно бы остановился и не мучил ни нас, ни себя. Ну какая беда, если не дойдем до полюса несколько десятков метров?

И как только впереди на ровном поле показался обкатанный ветрами высотой с человеческий рост торос, я не выдержал:

— Это же опознавательный знак. Вот здесь уж точно полюс.

— Ты мне брось, — злится Чилингаров. — Еще минимум сто шагов.

И мы бредем дальше, пока Артур не командует:

— Стоп. Кажется, здесь. Ставьте прибор.

В 13 часов 30 минут на полюсе взвивается флаг Советского Союза, флаг, который впервые подняли в 1937‑м папанинцы. А рядом мы кладем памятную медаль, посвященную 50‑летию советских исследований в Центральной Арктике и папанинской эпопеи.

…Первое время не могу понять — какое‑то странное ощущение непривычности обстановки. Потом догадываюсь: режущая уши тишина. На ледоколе от тишины мы отвыкли, кажется, навечно. Грохот, вибрация, скрежет льдов, наэлектризованность такая, что до рубашки не дотронуться — по руке бьет щелчок разряда. А здесь неземная тишина. Даже птицы не поют. Они сюда не долетают.

Метеоролог Евгений Макаров замеряет на полюсе температуру и «вертушкой» определяет силу ветра. На полюсе всего‑то минус 5, а ветер — 4 метра в секунду. Видимость — 10 километров, облачность слоисто-кучевая.

И уже через несколько минут мы бегаем вокруг флага по размеченному оранжевой дымовой шашкой кругу.

— Ты сколько кругосветных путешествий сделал?

— Три, — отвечаю, запыхавшись.

— Слабак, — смеется Чилингаров. — Я уже на пятое иду.

На прощание бросаю на полюсе серебряную монетку. Кто знает, может, удастся сюда вернуться.

Натужно заревели двигатели, лопасти начали рубить воздух. Мы поднялись над полюсом и, облетев мачту с флагом, совершили еще одно кругосветное путешествие. На снегу отлично виден круг, вытоптанный нашими унтами и валенками.

Прощай, полюс!

Артур Чилингаров в точке полюса во время первого полета на Южный полюс на вертолетах в 2007 году вместе с главой Совета Безопасности Николаем Патрушевым
Артур Чилингаров в точке полюса во время первого полета на Южный полюс на вертолетах в 2007 году вместе с главой Совета Безопасности Николаем Патрушевым

На низком старте

В 15 часов 20 минут мы увидели черную точку среди бескрайних белых полей — «Сибирь». Издали она кажется такой маленькой и слабой. Это только когда идешь по ее палубам, с мостика на мостик, думаешь, какая же это громада — атомный ледокол. Целый стальной город с улицами, площадями, своей смотровой башней — капитанским мостиком. А сверху — крохотное суденышко, его сила с силой Арктики просто не сравнима.

— Сколько налетали? — поинтересовался Чилингаров, когда вместе с экипажем мы поднимались с вертолетной палубы к ходовой рубке.

— Четыре часа тридцать пять минут, — сообщил штурман Юрий Чистофоров.

— А топлива у нас было ровно на четыре тридцать, — вставил бортмеханик.

— Пять лишних минут мы на честном слове летали?

— Нет, конечно, — сказал Шелковой. — Просто сэкономили за счет подбора выгодных высот — шли почти все время на ста метрах. Ну и конечно, точность штурманского расчета — не виляли. Поэтому и хватило…

— Ну хорошо, — как всегда, сказал Чилингаров, отправляясь к себе в каюту. И уже для меня добавил: — Налетался со мной? Больше проситься не будешь?

…Я десятки раз летал с ним и в Арктику, и в Антарктику. А однажды, в 2007‑м, мы умудрились за один год побывать даже на двух полюсах Земли — в январе на вертолетах на Южном полюсе, где расположена американская база «Амундсен-Скотт», а в августе — во время спуска «Миров» — на Северном.

Чилингаров всегда непредсказуем. Никто не знает, когда он позвонит и скажет: «Завтра летим в Арктику». Артур не сомневается, что все, как и он, живут на низком старте: в любой момент могут схватить сумку или чемодан и мчаться на край света.

Сам он, прилетев вечером с другого конца земного шара в Москву, запросто мог наутро отправиться в свой любимый Нарьян-Мар, где уже много лет в честь Героя Советского Союза и Героя России Артура Чилингарова проходят гонки на снегоходах.

Помню один из его полетов на эти гонки.

Наставляя участниц заезда, выступавших вслед за мужчинами, он повторял:

— Осторожнее. Только не рисковать. Ясно?

— Ясно, — по‑армейски отчеканивали укутанные в теплые комбинезоны девушки — из‑под шлемов высовывались только их замерзшие носы.

А я подумал о том, что самому себе Чилингаров эту фразу никогда в жизни не адресует.