Алексей Шептунов, фольклорист, журналист, — о том, как остаться в памяти народной

Петр I — признанный любимец историков и писателей, написано о нем бесконечно много. Однако существует еще один удивительный источник наших знаний о царе. Это народные предания — живые рассказы, передающиеся из поколения в поколение и являющиеся компетенцией ученых-­фольклористов. И это тот самый случай, когда быть запечатленным в фольклоре (читай, народной памяти) — куда важнее и надежнее, чем в бронзе.

Лубок «Славный рыцарь Петр — златые ключи», вторая половина XVIII века
Лубок «Славный рыцарь Петр — златые ключи», вторая половина XVIII века

Кого любят, того и помнят

Попробуем суммировать самые известные из дошедших до нас народных преданий о Петре, вычленив в них главные черты главного героя и причины его привлекательности для рассказчиков, или, как говорят фольклористы, информаторов. И опираться при этом мы будем на культовый источник, затертую до дыр студентами-­филологами книгу «Легенды. Предания. Бывальщины», изданную под редакцией признанного авторитета в изучении этих жанров, советского фольк­лориста Неонилы Артемовны Криничной (1938–2019).

Даже при беглом анализе этого сборника бросается в глаза: Петр I — абсолютный лидер общественного мнения! В разделах книги «О государственных деятелях Древней Руси и России» он чемпион по числу записанных народных повествований. Далеко позади остались даже такие вечно живые в народной памяти персонажи, как Иван Грозный, Стенька Разин, Пугачев и Суворов. Секрет такой популярности — в явной симпатии народа, которую вызывал царь. Не нравился бы — о нем и его деяниях не рассказывали бы. В жанрах русского фольклора, связанных с историей и ее интерпретациями в народном изложении, вообще редко можно встретить откровенных душегубов или негодяев — так, разве детишек попугать перед сном. Видимо, память о плохом у русского человека быстро исчезает, а вот воспоминания о любимцах и их деяниях живут буквально в веках. И в этом смысле у Петра есть чему поучиться современным политикам. Ведь, как говорят, единственная объективность — это личная субъективность. А настоящая реальность становится действительно реальной только при попадании ее в информационное пространство и последующем там сохранении. В общем, не так важно, каким был и что делал царь на самом деле, — важно то, что о нем рассказывают.

«Если нет реальных дел — не спасет пиар-отдел»

Расхожая фраза современных пиарщиков не относится к герою этой статьи никоим боком. Во-первых, из-за неимоверно деятельного характера Петра и огромного количества новшеств, преобразований и начинаний, которые он привнес в жизнь России. Об этом говорят сами названия зафиксированных наукой преданий: «Осударева дорога», «Петр Первый в Повенце», «Взятие Орешка», «Поездка Петра в Соловки», «Пушки из колоколов», «На пути в Архангельск», «Вой­ны Петра Великого со шведами», «Основание Петрозаводска», «Открытие марциальных вод» и другие. И во‑вторых — из-за отсутствия у Петра пресс-­службы как таковой. Да, именно при нем и его стараниями вышла в свет первая русская газета с витиеватым названием «Ведомости о военных и иных делах, достойных знания и памяти, случившихся в Московском государстве и иных окрестных странах». Вот только про царя она писала очень мало. Да и большинство населения империи было тогда неграмотным. Поэтому, как правило, известия и слухи о царе и его деяниях передавались изустно — и каждый пересказ, его эмоциональность, полнота и точность напрямую зависели от рассказчика. Собственно, фольклористика — именно об этом. Любое из записанных о Петре Первом народных преданий, вошедшее в книгу Криничной, имеет атрибуцию: где, когда и от кого записано, кто был последним в той огромной цепочке передачи историй о великом императоре. И все эти сведения объективнее любого соцопроса.

Царь на все руки

Один из ярчайших мотивов всего цикла преданий о Петре — поразительная универсальность его интересов и дарований вкупе с готовностью лично примерить на себе любой труд, даже самый неблагодарный.

Вот он лично плотничает в Воронеже, создавая русский флот, переняв ремесло у местных мастеров. Причем делал это Петр анонимно, не выдавая своего царского звания, а потому иногда попадал под крепкое словцо учителя и терпеливо это сносил. Уважение? Конечно!

Вот царь общается на охоте с солдатом — опять же не выдавая себя и узнавая по ходу разговора правду о суровой солдатской доле. Чем вам не русский Гарун аль-­Рашид, переодевавшийся в старые одежды, чтобы неузнанным ходить по городу и узнавать настроения народа?

Вот милует воришек, укравших у него недалеко от Вытегры камзол. Преступники оказались смекалистыми и сумели понравиться царю своей находчивостью: мол, украли камзол, чтоб детям шапки пошить в память о тебе, царь-батюшка! Суров, но справедлив к таланту!

В другом предании Петр лично рубит просеку от Белого моря к Онежскому озеру и участвует в титанической, трудно представимой даже сегодня работе по передвижению кораблей по Государевой дороге — крепкий хозяйственник и демократ! А в следующем — выступает крестным отцом для ребенка самого бедного на деревне мужика, к которому никто не хотел идти в кумовья, после чего поит всех гостей своей же анисовой водкой и одаривает бедняка деньгами. Широкая душа! А в следующих эпизодах он уже стратег и солдат, автор славных викторий русского оружия над шведами, основатель городов и целых новых отраслей промышленности…

Н — народность

Будьте проще — и люди к вам потянутся. Этот популярный мем — важнейшее, чему учат русские народные исторические предания с Петром Алексеевичем в главной роли. Как оказывается, наш народ со временем вполне может забыть объективные исторические факты: жестокость царя, его личное участие в казни стрельцов, само­управство до самодурства и разнузданность его пьянок-­ассамблей. Забыть — ради милых сердцу воспоминаний о близости царя к человеку труда, его демократичности и бытовой непритязательности в жизни. А что выпивает и до дам охоч — так кто ж без греха?

Вот, например, он выпивает в доме Бажениных и в сердцах спорит, что остановит рукой мельничное колесо. И хозяин подстраивает так, что царю получается это сделать!

Петр готов жить в мужицкой избе, трудиться рядом с простыми крестьянами и рабочими, интересоваться их мыслями по поводу самых разных вопросов. При этом согласно фольклору он — самый эмоциональный и непосредственный из всех людей, побывавших на русском троне. Умеющий и радоваться, и гневаться, и сопереживать простому человеку на полную катушку, безо всяких попыток сдержать себя. Умеющий и лишить человека последнего, и щедро его наградить кафтаном со своего же плеча.

Даже царское самодурство и порой странное чувство юмора, кажется, совершенно не отстраняют рассказчиков от фигуры главного героя. Например: «Петр во время пребывания своего на Кегострове потешался над деревенскими бабами. Подплывет, бывало, невидимо для них, опрокинет карбас да и давай вытаскивать их потом из воды. Разумеется, что молока, с которыми бабы ездили в город на торг, пропадали, но царь щедро вознаграждал их за понесенные ими в таких случаях убытки» («Потехи на Кегострове»).

«Антихрист» староверов

Широко распространено мнение, что была все же при жизни Петра социальная прослойка, относившаяся к царю не то что безо всякого уважения, но с ненавистью и страхом. И прослойкой этой были раскольники. Не будем касаться упоминаний и характеристик фигуры Петра в русских духовных стихах — это отдельная тема. А вот народные предания, собранные в книге Криничной, скорее реабилитируют царя в этом отношении. По крайне мере усредненная народная оценка его действий по отношению к старообрядцам не идет ни в какое сравнение с фигурами патриарха Никона или царя Алексея Михайловича, которые понимались истинными гонителями старой веры. Петр же рационален, понятен и вполне толерантен: мол, кесарю — кесарево, и с глаз долой!

Вот рассказ о выгорецких раскольниках, которые отправили своих старшин с хлебом-­солью встречать страшного «антихриста» и «зверя апокалипсиса», когда тот проезжал по их землям:

«…Они ждали увидеть грозного судью своего отщепенства и знали наперед, что Петру наговорили про них невесть что.

— Что за люди? — спросил царь.

— Это раскольники… Властей не признают духовных, за здравие вашего царского величества не молятся.

— Ну, а подати платят исправно?

— Народ трудолюбивый, и недоимки за ними никогда не бывает.

— Живите же, братцы, на доброе здоровье. О царе Петре, пожалуй, хоть не молитесь, а раба Божия Петра во святых молитвах иногда поминайте — тут греха нет!»

«Какое же у вас тут…!»

Во всех мифических системах Богу или Герою (на его месте может быть первопредок или первопоселенец) свой­ственна важнейшая функция культурного творения мира — давать имена. Так, именно Адам, первый из сотворенных людей, получил санкцию от Творца дать имена растениям и животным.

Петр I в. русских исторических преданиях — главный «крестный отец» и специалист по даче названий населенным пунктам. Именно с ним связывают появление у острова к северу от Архангельска названия Соломбала — якобы потому, что тут был устроен бал на соломе, а после царем произнесено сакраментальное: «Вот настоящий соломенный бал!» Или еще одно топонимическое предание: «Путешествуя к Архангельску, Петр посетил топецкое село Архангельской губернии, и, выходя из карбаса на илистый берег села, он с трудом мог идти по нему, сказавши при этом: „Какой же здесь ил!“ И с той поры место это и поныне не называется иначе, как Ил».

Вы только подумайте — какое уважение к суждению гостя, какое беспрекословное следование начальственной фразе! Остается лишь порадоваться за жителей села, что ситуацию с выходом на берег царь определил просто как «ил», а не сказал ­что-то более выразительное…

Правда, сложно представить, кто из сегодняшних властей предержащих мог бы иметь подобное уважение и вес в народном сознании? Разве только Владимир Владимирович…

Герой между мирами

Еще одна черта Героя в мифах всех времен и народов — пограничный статус его бытия, позволяющий ему общаться с представителями Верхнего и Нижнего миров. И Петр Алексеевич в фольклоре этому полностью соответствует! В обоих метафизических пограничьях он уважаем, с его фигурой как минимум считаются. А дуализм народного православия и языческих мотивов лишь подчеркивает масштаб личности Петра в народном сознании. Вот рассказ о том, как царь избавил онежан от водяного беса, — чем не подвиг русского венценосного Геракла?!

«Ехал к нам Петр Великий. Выстал человек из воды, на корму сел. Переехал через Онегу, ничего. Кланяется:

— Спасибо, что перевез.

Старики на Мижострове Петру жалятся:

— Водяной рыбу распугал, рычит на все озеро. Откуда взялся только!

— Да где?

— Да вон на том камени!

(…)

Опять на веснуху ночью на камень водяник выстал, рычит:

— Год от году хуже, год от году хуже!..

Петр начал его вицей хромать:

— Я тебя нонь на своей лодке перевез, а тебе все не по люби!..

Водяник в воду утянулся… Больше не видли на Мижострове никакого водяника».

В другом же рассказе Петр снискал к себе милость Ильи-пророка накануне праздника в честь святого. Дорога после дождей была непроезжей, однако после обращения Петра к местным жителям с просьбой помолиться за него Илье проблема решилась сама собой.

Командная работа XVIII века

Еще одна показательная черта уважения к фигуре Петра I — то, что уважение это автоматически распространяется и на его ближайших соратников, героев явно второго плана. В память народную они вошли, так скажем, оптом, в нагрузку — уж слишком большой респект вызывала фигура «шефа». При этом ко всем из них отношение у мудрого русского народа, скажем мягко, ироничное.

Первый среди царевых дружек на фольклорном пьедестале — Меньшиков, выходец из народных низов, ставший первым приближенным императора. Хитрый, ушлый, находчивый, но преданный слуга — он напоминает любимый народом фольклорный типаж. Еще характерная черта: почти во всех зафиксированных преданиях сохранилась лишь его ставшая нарицательной фамилия, без имени.

Так же, одной фамилией, вошел в русский фольклорный корпус еще один «птенец гнезда Петрова» — военачальник, дипломат и ученый-­инженер Яков Брюс. Его, видимо, по причине сугубой учености русский народ поминает как чернокнижника и колдуна, пытавшегося даже сотворить искусственного человека. ­Иностранец, ­одним словом, мутный тип. И еще один характерный случай — возвышение удивившего царя своим мастерством кузнеца Никиты Демидова до первого русского олигарха своего времени и создателя знаменитых демидовских оружейных заводов, работавших на тогдашний госзаказ и снабжавших оружием русскую армию. В преданиях, правда, Демидов поминается недобрым словом как жадина, жестокий хозяин и в целом «нехороший» человек.

«Петр Первый — наш император!»

Это вполне подходящий для Петра Алексеевича слоган, решись он в наше время баллотироваться на высшую государственную должность. Судя по широте распространения преданий о нем, пользовавшийся и при жизни широкой популярностью в народных массах, царь Петр остается одной из самых известных исторических фигур России и спустя 300 лет после своей смерти активнейшим образом присутствует в информационном пространстве. Зная, как работает фольклорная память, вполне можно предположить, что число народных преданий о царе, открывшем окно в Европу, основавшем новые российские города и рубившем бороды, будет со временем только увеличиваться. А значит, Петр жив.