Журналист, публицист, политолог, главный редактор медиахолдинга РИА «Верхневолжье» (Тверь). Автор тридцати рассказов в формате сторителлинга о богатом природном и историко-культурном наследии Кенозерья. Они легли в основу конкурса грантов «Оживляя истории», в котором приняли участие ремесленники, художники, дизайнеры, чье творчество связано с Русским Севером.
Это было шесть лет назад. В Центральной России были в разгаре бесснежные новогодние каникулы. Я ехала ночным поездом в Ярославль — бродить по музеям и ресторанам, но настроение у меня было вовсе не праздничное. Во-первых, я подцепила грипп, температура ползла вверх. А во‑вторых, мучило смутное ощущение: еду не туда, не с тем и в жизни пора что‑то менять.
Мне не спалось, а в соседнем купе шла оживленная беседа. Там ехала странная разношерстная компания: женщина средних лет — классическая московская интеллигентка, два худеньких парня — студента биофака, предпринимательница слегка за тридцать, бородатый суровый художник с супругой… Что общего у этих людей, куда они едут? Почему знакомятся здесь, в поезде? Что за сценарий читают по ролям? Зачем им валенки и коробка с книгами? Что такое Морщихинская? Что такое Кенозерье? Это вообще где?
Прозвучало название группы в социальных сетях, я схватила телефон. Изучив группу, догадалась: в соседнем купе — волонтеры Русского Севера, которые в свободное время колесят по Архангельской области, спасая часовни и строя экологические тропы. Они едут на Рождество в далекую деревню на Кенозеро. С собой везут коробку книжек для местной библиотеки и разучивают рождественский спектакль. Им, незнакомым людям, вместе интересно и хорошо!
Внутри шевельнулся червячок зависти. Где‑то на далеком таинственном Кенозере валил белый-белый снег, звенел морозный воздух, на небе сияли звезды, в избе топилась печь, потрескивал огонь, пахло дымком и пирогами… Может, бросить все и поехать с этими странными людьми на Север?
Все три дня в Ярославле, борясь с болезнью и грустью, я думала о Русском Севере. А вернувшись домой, набрала в поисковике видеосервиса слово «Кенозеро» и начала нон-стопом смотреть фильмы о далеком Архангельском крае. Так я впервые узнала о Кенозерском национальном парке, часовнях с «небесами», заповедных рощах, часовенном календаре, лодках-кенозерках.
Из глубин памяти всплывали рассказы покойной бабушки, чье детство прошло в маленькой северной деревне, от которой не осталось и таблички: деревенские праздники, песни, печка, прялка, уют избы, Билибин, сказки.
Когда в декабре 2019 года я пришла в турагентство за поездкой на Новый год, меня соблазняли Финляндией и Дубаем. «А нет ли тура в Кенозерье?» — спросила я. На меня посмотрели, как на сумасшедшую, но тур нашелся.
Все было так, как я себе представляла. Микроавтобус несся через декабрьскую вьюгу по родным ухабам Архангельской земли, а вокруг мелькали темные леса Кенозерья. Но вот на горизонте на горе появилось светлое пятно — это была деревня Вершинино и ее путеводный маяк — Никольская часовня.
О моих первых кенозерских каникулах, случившихся после мучительного года борьбы с болезнями и рабочей текучкой, я могу рассказывать долго. Как била в колокол на Почезерском погосте и искала на темном потолке часовни подпись Федора Иока, автора уникальных «небес», как выходила ночью на мороз и ловила ртом снежинки, как жадно обходила музеи Кенозерского национального парка, слушая и запоминая. На берегах Кенозера потрясением было все — великодушие и светлая наивность местных жителей, успехи в деле сохранения и удержания малых территорий Кенозерского национального парка, сочетание традиционного уклада жизни в деревнях и цифровых технологий с арт-объектами в музейных пространствах, перепады высот и белизна снега, простота традиционного пирога-рыбника и сложность символики прялочных узоров… Но главным открытием были люди, которые здесь живут и работают, бесконечно любящие свой край и бесконечно интеллигентные. Об этом очень хорошо писал в свое время академик Дмитрий Лихачев, объясняя интеллигентность как умение принимать и понимать другого. То русское качество, которое нам с детства смутно знакомо по сказкам, но в существование которого мы вообще‑то не очень верим. А оно есть!
Уехав из Кенозерского национального парка зимой 2021 года как турист, я вернулась сюда летом уже как волонтер. Между двумя поездками был необычный и очень интенсивный творческий проект в сотрудничестве с Кенозерским национальным парком — тридцать коротких историй, написанных по материалам, которые собрали и отправили сотрудники парка. Когда пишешь о том, чего никогда не видел, приходится много читать и постоянно включать воображение. По ночам мне снились цветные сны: там были белые барашки Кенозера, цветастые рубахи плотников, фольклористы с коленкоровыми блокнотами.
Я провела всю весну‑2021 с книгами и фильмами о Кенозерье, и из биографий, научных трактатов, фотолент в голове складывался большой русский мир, затерянный в архангельской глуши. Открытый и потаенный, добрый и красивый.
Все главное о моем Кенозерье я могу рассказать в пяти маленьких историях. Это не сказки, а были. Но в них намек.
* * *
В трактире «Почтовая гоньба» у визит-центра Кенозерского национального парка в деревне Вершинино на экранах день за днем крутят фильмы о парке, кенозерах и Кенозерье. Все сотрудницы кафе — добрейшей души женщины и девчонки, готовящие бесподобную домашнюю еду, — видели эти фильмы тысячи раз. Но изо дня в день я наблюдаю один и тот же сюжет. Вот на экране кадры открытия Почезерского погоста после реставрации. Большое скопление народа. Первая церковная служба. Радостные лица. Выступает директор парка Елена Флегонтовна Шатковская. Девчонки, накрывающие на стол, поворачиваются к экрану и внимательно слушают.
— Это наш директор, — объясняют они каждый раз гостям. — Она попросила у президента, у Владимира Путина, помочь с восстановлением погоста, и он помог.
— Гордитесь? — спрашиваю я.
На меня смотрят с недоумением.
— Ну конечно. Не у каждого хватит духа взять и о чем‑то президента попросить. Вот бы он теперь еще к нам на Кенозеро лично приехал… — сдержанно и с достоинством говорят повара.
* * *
В воскресенье кенозеры отмечают Троицу. Мы, туристы и волонтеры из Центральной России, с удивлением наблюдаем за тем, как серьезно и обстоятельно здесь готовятся к празднику. В магазинах начинают закупаться за неделю. Все разговоры вокруг — только о Троице. Какие цветы купить. На какое кладбище заехать утром, а на какое потом. Какие родственники к кому приезжают. Сколько пирогов кто напечет. Мы однозначно чужие на этом разгуле местных традиций, но вдруг намечается коллизия: аккурат в воскресенье прибывает группа туристов и их нужно забросить на дальний кордон. Звонок на кордон, сотрудник на том конце провода раздосадован и удручен:
— Вы что? Ведь Троица, праздник‑то какой! У меня вся семья за одним столом соберется! Какие туристы?
Трубка повешена, короткие гудки. Эх, зря приедет в выходные оторвавшаяся от корней столичная туристическая группа.
— Мало ли что он говорит. Главное — что делает. А человек он обязательный, все равно, вот увидите, туристов забросит, в чистом поле не оставит, — смеются вершининские. — А на суровый вид не обращай внимания, душа у него добрая.
* * *
На обратном пути в Тверь знакомлюсь с соседом по купе. Его зовут Николай, он едет в Москву, а оттуда летит в Сочи. Много лет не был в отпуске, а теперь вот решил махнуть с другом, проветриться. Я рассказываю Николаю о поездках в Кенозерье, и он оживляется:
— Видели экспозицию в визит-центре парка? Так вот, эти стенды делал я, был подрядчиком.
— И как? Не очень‑то, наверное, подрядчику легко поладить с людьми из сферы культуры, образования, заповедного дела, они ведь требовательные, все перфекционисты и трудоголики! — подкалываю я.
— Непросто, но очень-очень интересно, — отвечает Николай. — Да подождите, сейчас покажу.
Он копается в телефоне и пересылает ворох фото: экспозиция, шрифты, голые стены, готовая экспозиция.
— Все свое ношу с собой? — я удивлена.
— Ну так хорошие же стенды. С любовью делали, я заодно поучился в парке, как вести туристические проекты. Хочу теперь подать заявку на грант, возродить поморскую деревню, где жил мой дед…
* * *
Мое журналистское любопытство тревожит одна загадка. Хочу понять, почему проекты Кенозерского национального парка по сохранению и развитию сел и деревень успешно работают, а во многих других уголках страны те же идеи умирают и не «заходят». Меня это удивляет, ведь, казалось бы, национальный парк — не самый подходящий хозяйствующий субъект, с кучей ограничений.
— Правда, что поначалу местные жители принимали парковые программы в штыки? — пытаю я встречных и поперечных кенозеров.
— Ну правда, было такое первое время, да, — неохотно подтверждают они.
— А почему в итоге поверили?
— Ну как: видно же, когда люди для отчетности что‑то делают, а когда по‑настоящему, всерьез. Кто Кенозерье любит, тот в итоге здесь и свой. Не было б парка, давно бы наши деревни обезлюдели, а так живем, держимся, слава Богу.
* * *
Идем на теплоходе по Кенозеру, и я только что узнала потрясающий факт: оказывается, многие люди старшего поколения до сих пор завещают хоронить их на старом кладбище, которое находится на острове и добраться до которого можно только по воде.
— Почему? — пытаю экскурсовода Татьяну.
— У нас на Кенозере люди мудрые. Мне и самой было любопытно, расспрашивала стариков, и объясняли мне это вот так: мол, все новое и лучшее приходит обязательно через испытание, через усилие. «Порожек надо переступить», — говорят. Повышение на работе — будь добр, переступи через порожек, вот тебе стресс, новые обязанности без отпусков-выходных, ответственность. Учиться хочешь? Тоже порожек: в город ехать надо, новый дом, новые люди, приспосабливаться к ним придется. Свадьба? Порожек! Ребенок родился? Порожек! Вот и после смерти такой же порожек должен быть, чтобы к Богу‑то прийти.
— Ну, а Кенозеро — разве не порожек? Испытание им тоже ведь делает лучше, меняет человека.
— Выходит, так, — смеется экскурсовод.
Переступив свой кенозерский порожек, я ни разу об этом не пожалела. А в историях, которые рассказываю, все чаще появляются местные присказки и местные герои. Говорят, больных, хилых детей когда‑то «допекали», завернув в тесто и положив в теплое печное нутро. Не это ли снадобье — прививка Русским Севером и кенозерским светом — показано горожанам эпохи мессенджеров и дедлайнов?
