Глава из книги Виктора Чучина «Чучин корень»
В начале 1930 года в городе Котлас был создан крупнейший в стране пересыльный лагерь Макариха. В Котласе всех выгрузили под открытым небом, затем построили и повели в местечко Макариха, где к вечеру загнали в большие дощатые бараки.
Готовых бараков было немного, и мужчин с утра погнали на строительство новых.
Руководство лагеря приказало построить на Макарихе 200 бараков, которые представляли собой длинные шатры без полов. Бревна обкладывали соломой, перемешанной с землей. Внутри ставили железные печки и трехъярусные деревянные нары. В каждом бараке размещали от 200 до 400 человек, которые лежали на нарах вплотную друг к другу. На каждый барак было по две небольшие печки, но все равно было очень холодно, и люди мерзли, особенно дети.
Эшелоны с переселенцами из Белоруссии, Украины и других республик все прибывали. Мы, не пережившие лично трагедию тех событий, не можем в полной мере ощутить истинные масштабы вселенского горя, когда людей забрали и вышвырнули из родных мест. Попробуем прочувствовать состояние людей, испытанного его Величеством человеком и униженным до его Ничтожества. Их горе не передать в полной мере никакой книгой или кино.
Построенные 200 бараков вмещали более 40 тыс. человек. По окончании строительства нового барака в него сразу переводили ссыльных. Недбальских перевели в барак № 100. На Макарихе установили вышку, с которой охрана наблюдала за пересыльными.
Из архивов НКВД музея лагеря Макариха, г. Котлас
Управлял лагерем комендант — сотрудник НКВД и ему, кроме охраны, помогали «палочники», которые, используя палки, следили за порядком в бараках, участвовали в поимке беглецов, доносили на всех и про все. Этот отряд был сформирован из спецпереселенцев, которые продались начальству лагеря за благосклонность, лучшие отдельные условия проживания и дополнительный продовольственный паек. Надо ли говорить, что в такие отряды вливались люди, для которых не существовало моральных принципов. На выходе из города стоял отряд «палочников». На дорогах стояли скрытые посты. Побег был практически невозможен, но условия пребывания в лагере были столь мучительны, что мужчины, не обремененные малолетними детьми, все же уходили в побег.
Недбальские с малолетними детьми не могли даже помышлять о побеге. Старшему из братьев — Иосифу Константиновичу — в тот год исполнилось 67 лет. Его жене Анне Андреевне — 45. Детям: Антонине — 8 лет и самому маленькому Иосифу-Адаму — 4 года. Младшему брату, моему деду, Константину Константиновичу было 58 лет, а его жене Александре Семеновне — 48 лет. Детям: Георгию — 11 лет, Нине (моей маме) — 6 лет, Галине — 4, а Валентине, самой маленькой из семейства, было всего 2 годика. Недбальские стойко переносили все тяготы лагерной жизни, но в душе они все время думали: за какую провинность их мучают и издеваются над ними? За то, что хлеба много засевали и государству пользу приносили? За что все отобрали и выслали, но ответа не находили.
В ходе поисков документов о жизни моих родственников на спецпоселении мне удалось найти их личные дела в архиве УВД Архангельской области, куда были переданы архивы НКВД по Северному Краю.
В марте 1930 года Александра Семеновна, наивно полагая на ошибочность их ареста и высылки, написала заявление коменданту лагеря Макариха о том, что их семья, проживающая в бараке № 100, выслана по наговору и несправедливо.
Вот это письмо.
Коменданту ГПУ лагеря Макариха. Она писала, что неправильно нас выслали и забрали имущество. Середняцкая семья, сельхозналог платили 60 р. 45 коп. Муж мой домохозяин, больной, инвалид, 58 лет, рабочий и крестьянин. Индивидуально обложили как середняка дополнительным налогом 22 рубля. До выселения в январе сего года семья нетрудоспособная. Детям 12, 8, 6 и 3 года. Я совершенно больная, до замужества батрачила как дочь бедняка. А муж мой был рабочим в Ленинграде на заводе, что видно в делах документов. Неправильное наше выселение скривило партейную линию. Товарищ Сталин в газете разъясняет, кто подлежит выселению и лишению права голоса. На основании вышеизложенного прошу возвратить нас на родину. Если это не от Вас зависит, то передайте по принадлежности.
Просительница А. Недбальская. 31 марта 1930 г.
В левом верхнем углу можно понять некоторые слова в резолюции: Опрошена, установлено. Муж взят органами ГПУ.
Ответа на свое письмо Александра Семеновна так и не получила. Подобное заявление написал и Иосиф Константинович, все еще веря в справедливость, которой давно уже не было. Вот те горькие слова и та хоть какая-то надежда, что они будут услышаны (стиль и орфография сохранены).
Коменданту лагеря № 1 Макариха от выселенца Недбальского Иосифа Константиновича, барак № 100.
Заявление.
«Неправильно меня как середняка раскулачили и выслали. Сельхозналог плачу 26 рублей, а в прошлом заплатил дважды по 16 рублей. Мне 67 лет, инвалид, жена моя бывшая батрачка с мелкими детьми 9 и 4 лет. Трудоспособности нет. Перед самым выселением объявили обложению налогом в индивидуальном порядке, при сборе и в пути следования не могли обжаловать. Беспорочно занимал службу в Советской власти объездчика и лесника и предан Советской власти. Выселение скривило партейную линию. Товарищ Сталин в газете от 2/3 сего года разъясняет, кто подлежит выселению.»
Очевидно, в лагерь просочилась газета «Правда» от 2 марта 1930 года, в которой была статья Сталина «Головокружение от успехов». Иосиф Константинович и Александра Семеновна ссылаются на эту статью, в которой Сталин всю вину за допущенные «искривления» переложил на местных работников.
В верхнем левом углу наглая резолюция: бывший землевладелец, теперь кулак, лесник-объездчик брал систематически взятки.
Прошение на коменданта лагеря писал и мой дед Константин Константинович. Но все заявления остались без ответа. Наивные белорусы еще не догадывались тогда, какую жестокую цену намерено заплатить государство во имя своего будущего могущества.
Мужчины постоянно были в работе, а женщины и старшие дети спасали малышей от холода и голода. В день взрослым давали 300 граммов хлеба, а детям и неработающим — вполовину меньше. В единственном колодце воды не хватало, поэтому большинство черпали воду из грязного ручья. Когда начала подступать весна, взрослые, не выдерживая стоящего в бараках смрада, выходили на улицу. Вечерами пытались разводить костры и греться возле них со своими детьми. На костре кипятили воду, т. к. кипятка не давали. Охрана била по спине прикладами, отгоняя от костра, а когда старшие дети пытались заступиться, доставалось и им. Если у кого-то находили иконки или носимые большинством переселенцев крестики, то их тут же отбирали, и поэтому ссыльные старались спрятать их в самых необычных местах. Об этом со слезами на глазах мне рассказывал Иосиф-Адам, когда приезжал в Великий Устюг. При встрече со мной ему было уже за 50 лет.
Кто эти люди, злобно бросающиеся тогда на беззащитных людей и способные прикладом или палкой ударить ребенка? Ответа Недбальские не находили, и не утешала их мысль, что иногда и собаки, объединившись в стаю, становятся хуже волков. Холод и голод делали свою работу. Первыми умирали дети и старики. Каждое утро из бараков выносили умерших. Их хоронили в общих могилах, прямо на Макарихе, рядом с лагерем.
Наступила весна. Освободились ото льда реки Северная Двина и Вычегда. Все бараки были переполнены, а эшелоны с переселенцами все прибывали.
Книга Виктора Чучина «Чучин корень». Том 1.