Три истории, рассказанные соловецкими юнгами для документального фильма
В марте этого года на конкурс aRTel.doc (документальное подразделение холдинга Russia Today) к участию был заявлен фильм «Юнги навсегда!». Его снимали ровно пять лет назад, в год празднования 75‑летия Соловецкой школы юнг, но по разным причинам не показывали. Сейчас документальная картина уверенно лидирует в конкурсе. Режиссер Артур Ходырев рассказал, что в этом году картина будет заявлена на фестиваль Arctic open командой петербургской студии Art&Ant. Главные герои фильма — соловецкие юнги. Вот их истории.
Юнга Семенов
Памятник «Юнгам Балтики», установленный в Василеостровском районе Санкт-Петербурга, не самый популярный у ветеранов-юнг. Будто не хотят считать себя даже частично балтийцами (школу из Кронштадта быстро эвакуировали на Соловки после участия балтийских юнг в боях на подступах к Ленинграду).
Памятник «Стерегущему» возле Петропавловской крепости (памятник геройской гибели в 1904 году в бою Русско-японской войны миноносца «Стерегущий») в итоге и стал традиционной точкой сбора юнг. Может, дело в транспортной доступности, а может, важно то, что на нем есть их символы. Для этих стариков флот, форма и море до сих пор значат очень многое.
Традиционная встреча ветеранов проходит 25 мая, но 24‑го Павел Иванович Семенов ходит обязательно и к первому памятнику. Юнга Семенов — личность на флоте легендарная. Притом именно на Балтийском. Воевать начал в 12 лет, примкнув к отряду партизан после гибели родителей. Сидел в концлагере, спустя восемь месяцев сбежал, после, говорит, ничего в жизни не боится.
Свою партизанскую юность Семенов вспоминает предельно серьезно. Явление было повсеместное, и детей в партизанских отрядах было много. Гибло тоже много.
«Партизанское движение в начале войны еще не было хорошо организовано. В партизанах были в основном колхозники и дети. Они же не стреляли даже поначалу. Просто собак спускали в лес, а те уже рвали.
Ведь немцы, когда заходили куда, молодых забирали в Германию, а детей оставляли. Куда детям деваться? Кому 10–12 лет, те бежали к партизанам. Нас, партизан, было не один и не два человека. Тысячи».
Курс молодого бойца Павел Семенов прошел там же — стрелковая подготовка, минное дело. Все это в составе бригады легендарного партизанского командира Александра Германа (3‑я Ленинградская партизанская бригада).
«У Германа я был сыном полка. В разведке, в засекреченной тройке. О нас таких мало кто знал. Спрос был, как со взрослых. Выполняли все задания. Минировали поля, взрывали эшелоны, рельсы. Взрослых стреляли сразу. Нам, маленьким, было проще подползти. Но и доставалось нам. Бои были каждый день. Загонят в какое‑нибудь болото — и сидишь там по пять дней. Партизан — это хуже блокады, скажу так. Со снабжением было тяжело. Если 10 дней держали и не выпускали с этого болота, там и мох уже весь съеден был. Как дело делать?»
За «дело» в концлагере и оказался. Детей сдали жители одной из деревень, оккупированных немцами. И такое было. Как итог — более полугода концлагеря в городе Остров Псковской области — с копанием могил, допросами и прогулками мимо виселиц, на которых казнили его взрослых боевых товарищей.
Последующее постепенное освобождение Ленинградской и Псковской областей совпало с гибелью в одном из боев Германа. Потеря командира вызвала смятение. Совершеннолетних в итоге перераспределяли в другие части, детей, всего их было 25, до Берлина не отпустили. Так для Семенова начались Соловки. К тому времени на груди у ребенка уже красовался орден Красной Звезды.
Базовое обучение в школе юнг давалось легко, парень был обстрелянный. Внимание — морским аспектам. Военная специальность — торпедист-минер. Начальное обучение на Соловках прошло за четыре месяца, практика — уже в Кронштадте. Свое прозвище — Гроза и Молния морей — Семенов получит уже в бою, служа на торпедном катере.
«Вышли мы на дежурство, четыре катера, самые быстроходные на Балтике были. С самолета передают: из Таллина вышла эскадра потрепать наших моряков. Что делать? Командиры решили атаковать эскадру. Так и так уничтожат нас. Командир шел на явную смерть прямой атакой. Торпеду не выпустим — придется врезаться в него. Эсминца три было потоплено, крейсер оторванный там тонул, остался последний эскадренный миноносец моему командиру. Он мне и говорит: „Сыночек, Павлюшенька, тебе не страшно?“ А я ему: „Ты сам кальсончики‑то запасные не взял?“ Он улыбнулся. Знал, что я его не подведу.
Как смеются на флоте — а за что ты служил? Да за компот. Мне же 18 лет не исполнилось. Значит, служба не шла. Погиб юнга — и не найдут нигде. Их в архивах нигде нет. Не числились нигде».
Забвение — главная трагедия юнг. Их память реанимировал маршал Сергей Ахромеев, благодаря его усилиям многих в итоге причислили к участникам Великой Отечественной войны. Семенов же до сих пор остается символом этого героизма и несправедливости. Проведя на флоте девять лет, он весь увешан орденами, но так и не получил высокого флотского звания. При нем — прижизненная слава. Памятник балтийским юнгам в Василеостровском районе Санкт-Петербурга был изваян с него. Павел Иванович охотно рассказывает о былом, но сам, признается, до сих пор не может осмыслить все произошедшее с ним в годы войны. Свою судьбу он выразил в одном стихотворении:
Я сам себе не верю, что живу,
Но память воскрешает все былое.
Боюсь проснуться — чтобы наяву
Мне не приснилось все пережитое.
Я сам себе не верю, что в тот год
Заснеженным, холодным был наш город,
Смертельно раненным, больным,
В дома которого вселился голод.
Я сам себе не верю, что считал
Крупинку каждую, надеясь на приварок,
И одиноко, ежась, засыпал,
С трудом гася свечи огарок.
Я сам себе не верю! Но меня
Навечно в бронзе изваяли,
Ведь, говорят, таких, как я,
Давно на Пискаревке закопали.
Юнга Ершов
У юнг есть свой Дом. Дом, который как храм. Первые три выпуска жили в феноменально непростых условиях. Частично юнг расселяли в монастыре, но многие классы уводили вглубь острова, где они своими руками строили себе жилье, а именно — землянки, из дерева, камня и глины. Александр Афанасьевич Ершов приехал на Соловки из Перми. Свою землянку найти не получилось.
«Мы ведь убегали. Нас потом снимали с поездов. На фронт все бежали. Когда первые раненые появились — у нас стало еще больше это стремление. Хотели помочь своим.
Когда появилось объявление в газетах, что набирается школа юнгов, — это была возможность не втихаря как-то попасть на фронт, а хотя бы через эту школу».
Александр Афанасьевич отмечает, что обучение всех очень сплотило, и соглашается, когда говорят, что именно землянки в Савватьево (место получило название благодаря расположенному рядом одноименному монашескому скиту) для всех юнг стали местом настоящего флотского рождения. Сейчас вместо землянок березовая роща. На Соловках есть поверье, что со смертью каждого юнги в землянке, где он жил, вырастает березка.
«Знаете, вот я тут чувствую себя хорошо, хотя головой и понимаю, что, может быть, последний раз сюда приехал. Старость не годами меряю, а количеством человек, которых здесь встречаю. Все меньше и меньше с каждым годом. Вот я третьего набора, считайте, самый молодой. Это уникальная школа. Знаете, нигде на флоте я не видел больше такой дружбы, как у нас. Все же разного в жизни добились, но здесь мы все юнги.
Вот до сих пор не знаю, что нас так сплотило. Но до сих пор, если юнге нужна помощь, все отдам».
Юнга Мир
Мир Назимович Нигматуллин родился 25 января 1927 года. Старший матрос, электрик-наводчик эскадренного миноносца «Разумный». Окончил Соловецкую школу юнг. Награжден орденом «Отечественная война» II степени, медалями Ушакова, «За оборону Советского Заполярья», «За победу над Германией».
Голос человека может много чего о нем рассказать и многое замаскировать. Если слушать Мира Назимовича Нигматуллина с закрытыми глазами, возраст определить невозможно. Разве что по смысловым паузам — вдруг захочется что‑то сказать в ответ. Такой этикет. Юнга Нигматуллин родом из Казани.
«Когда началась война, многие ребята думали, как попасть на фронт. Мы ведь не подлежали призыву. Были молоды, я только окончил семь классов. Но тут вышел приказ „О создании Соловецкой школы юнг“. Когда я этот приказ прочитал, решил, что пойду к своему директору школы и честно скажу: „Хочу быть юнгой“. Фамилия директора была Францев. Он мне сказал: „Хорошо, подпишу“. Прихожу на следующий день. Он уже в гимнастерке, в галифе. Дает мне мое заявление и говорит: „Разрешаю“. Я отправился на Соловки, а он под Сталинград. Там и погиб».
Мир Нигматуллин — юнга легендарного первого набора. В 1943‑м попал на учебу. После выпуска нес службу на противолодочном катере. На Соловки из Казани добирался на поезде и на пароме.
«Боевых офицеров в 1943‑м снимали с кораблей и отправляли воевать как пехоту. Это были уже пожилые мужики, знаете, которые флот любили не просто так, чтобы отслужить. Они любили его сердцем. Вы не представляете как!
Я лично видел, как они бросают бескозырки. Так запомнилось. Как же так? Я бескозырку любил еще в детстве, а он ее бросает в воду, в Двину. Они просто не хотели отдавать ее никому.
Они надевали сухопутную форму. Ну, эту, пехотную, зеленую. Со слезами на глазах. Клянусь вам, это было так».
Среди его однокурсников — Валентин Пикуль, автор «Реквиема каравану PQ‑17». Мир Назимович уверяет — все так и было, как в книге.
По примерным подсчетам, всего на флоте погибло более двух тысяч юнг-выпускников. Никто не предал, не дезертировал. Первый выпуск почти целиком отправился служить на Северный флот, сопровождать конвои британских транспортных судов.
О своих подвигах юнга Мир почти не рассказывал. Не потому, что их не было, скорее нам их просто сложно понять. Служа то электриком-наводчиком, то мотористом, большую часть войны он провел внутри корабля, обеспечивая его живучесть, чиня под обстрелом технику, заделывая пробоины.
«Казань, где я родился, и Петербург, где я сейчас живу, не моя родина. Моя родина здесь, на Соловках. Нас здесь сделали мужчинами. Флот заменил нам мать и отца. Я бы не смог выучиться, если бы не поступил сюда. Конечно, нам было страшно. Но с нами с самого начала не церемонились, поэтому мы были готовы. Мне приятно осознавать, что в Победе, которую мы добыли в 1945 году, есть хоть микроскопическая, но и моя заслуга. Но боль от потерянных друзей и товарищей со мной на всю жизнь».