Открытое письмо Фёдора Абрамова землякам
Уважаемые земляки!
Шестнадцать лет назад вы обратились ко мне с открытым письмом по поводу повести «Вокруг да около», получившей довольно широкую известность.
Немало в том письме было запальчивости и несправедливых упреков, но не об этом сейчас речь. Меня всегда волновали сложные проблемы развития русской деревни, её материальные и духовные нужды, и именно об этом я писал в «Вокруг да около» и некоторых других произведениях.
Ныне мои писания тех лет кажутся робкими и даже наивными. О чём мечтали тогда мои герои? О том, чтобы получить 30 процентов от заготовленного ими сена. 30 процентов! Да неужели были времена, когда эти 30 процентов казались чуть ли не пределом мечтаний?
Были. Всё было. Был «пустопорожний» трудодень, был труд на износ, были непомерные налоги, займы. Да чего-чего только не перенесла наша деревня за военные и послевоенные годы! И как не порадоваться, что сегодня всё это позади. Как не порадоваться тому достатку, который пришёл на Пинегу, в нашу деревню.
Двести девять рублей — средняя заработная плата в месяц сегодня в Верколе. А доярки, пастухи, механизаторы, те и за 300 частенько переваливают. Свыше ста новых домов построено за последние десять лет в нашей деревне, за то время, что на Пинеге совхозы. Да каких домов! Просторных, светлых, благоустроенных — с электричеством, с холодильниками, с телевизорами и даже с телефонами, — любой горожанин позавидует.
Изменились и условия труда. Тракторы, комбайны, грузовики и прочее железо, как некоторые остряки коротко называют разную технику, давно уже прочно вошли в быт деревни.
Но за счёт чего все эти отрадные перемены? За счёт надоев, привесов, урожаев?
Увы, нет. Увы, за счет государства. За счет всё возрастающих государственных вложений и дотаций, которые по совхозу достигают почти двух миллионов рублей.
Конечно, государство, город в немалом долгу перед деревней, и нынешняя материальная помощь ей вполне оправданна. Но помощь помощью, а как использованы эти огромные средства, эти народные миллионы в Верколе?
На 30 с лишним гектаров сократились и без того малые размеры пахотной земли, уменьшилось поголовье крупного скота. Надои молока увеличились с 1641 килограмма от одной коровы в 1963 году до 2254 килограммов в 1978 году.
Но, если говорить серьёзно, разве это то большое молоко, о котором вот уже сколько лет идут разговоры? В маленькой Финляндии, где мне довелось быть три раза, бурёнку, дающую молока меньше 5000 литров, вообще не держат.
Так в чём же дело, дорогие земляки? Почему чахнет общественное хозяйство в Верколе? С кого спрос в первую очередь?
Конечно, с руководства — с дирекции совхоза, с райкома партии — это азбучная истина. За десять лет в Верколе сменилось семь управляющих, три года нет бригадира по полеводству, из года в год не хватает телятниц и доярок… И таких упущений и просчётов, мягко говоря, немало. Всё это так. Ну, а вы сами, дорогие земляки? Чувствуете ли вы свою ответственность за запущенное хозяйство? Всегда ли выполняете свои обязанности? Всегда ли оправдываете трудом высокую зарплату, льготы северянам? Не превращаетесь ли — вольно или невольно — в нахлебников у государства?
Редкий год в Верколе хватает на зиму кормов для скота. В прошлом году, например, по 2 килограмма сена на день давали корове, а весной даже солому с Кубани завезли (это в край-то бескрайних трав!). И где уж тут надои наращивать. Сохранить бы вживе скотину.
На нехватку сенокосных угодий жаловаться не приходится — Веркола утонула в траве. Людей мало? 117 числится в Веркольском отделении — куда же больше? А на сенокос сколько вышло? 41 человек, чуть больше одной трети. Да и эти 41 работают ли с полной отдачей? Давно сказано: страдный день год кормит. А у нас на Севере и подавно: погожие дни на вес золота. Так разве можно впустую растрачивать это золотое время — на утренние разводы с сидениями и раскурами, на всякие разъезды?
Что же, веркольцы разучились работать, позабыли вековые страдные навыки? Не позабыли. На собственных участках работа кипела с раннего утра допоздна, зароды вырастали как грибы.
А почему телята ежегодно гибнут в Верколе? Я не поверил было, когда мне сказали, что за июль этого года пало восемь телят. И отчего? От истощения. Среди лета, когда трава кругом. И что же? Забили веркольцы тревогу? Меры неотложные приняли? Нет. Успокоили себя острым словцом: телят окрестили смертниками, а грязный, смрадный телятник, в котором круглые сутки взаперти томится молодняк, — концлагерем.
Зелёный загон для телят есть — под боком, с густой, сочной травой. Но не хватает телятниц, — жалуется бригадир по животноводству. Телятницы годами работают без отпуска, без выходных, без сменного графика.
Годами без отпуска, без выходных работают и доярки — самые сознательные труженицы в отделения, по словам того же бригадира.
Где же выход? Заболела доярка — подменить некем. Катастрофа. И уже не об увеличении поголовья иной раз подумывают в Верколе, а о том, нельзя ли часть скота передать в другие отделения.
Передать-то, наверное, можно, но не придётся ли тогда и покосы передать, а затем и Веркольское отделение прикрывать?
Странно получается: кормимся от скота (молочно-мясное направление у совхоза), а от ухода за скотом отбрыкиваемся руками и ногами. Пора, давно пора мужчинам идти в животноводство, браться за корову, повсеместно вводить механизацию.
Но снова всё тот же вопрос — только ли дело в машинах, в количестве людей? А сами люди — их отношение к работе, к земле, хозяйству, далее к самим себе? Не вытесняет ли порой трудника и рачительного хозяина равнодушный работяга, подёнщик, калымщик?
Примеров тому немало. Ещё недавно, в колхозные времена, веркольская земля кормила чуть ли не всю деревню, а ныне не может обеспечить фуражом даже своих коров. Лучший пахотный клин — задворки — давно уже не распахивается, отдан под личные покосы. Многие пашни заброшены, заросли кустарником. Дальние угодья по лесным речкам, так называемые сузёмы, вообще не осваиваются. А ведь в былые времена оттуда вывозили до двух тысяч возов сена! Нельзя без боли смотреть, как по заливным лугам — знаменитым пинежским наволокам — вдоль pек поперёк разъезжают трак торы, начисто уничтожая травяную подушку луга. Ничего не стоит иному механизатору прокатить и по хлебному полю. И вообще, что хочу, то и делаю: контроля, повседневного учёта в полеводстве нет. Зарплату обычно начисляют со слов работающего, у которого подчас самые смутные представления о трудовой чести.
Невольно вспоминается мне швейная фабрика в Финляндии. Там брак — явление редчайшее. Из десяти тысяч сшитых костюмов лишь двадцать пять оказались с изъяном. И каково же было мое удивление, когда я узнал, что при этом на фабрике отсутствует всякое ОТК. «У нас, — заметил с гордостью директор, — ОТК у каждого рабочего в крови». И величайшим бесчестьем, величайшим позором в Финляндии считается плохо выполненная работа — будь то работа мусорщика, плотника, инженера или хлебороба.
У нас, к сожалению, трудовой честью, человеческим достоинством не очень дорожат.
Когда это было, чтобы в страду работоспособные мужики были в отпуске? Секретари райкома годами не бывают в лет нее время на отдыхе, а в Верколе до чего додумались? В июле, в самый разгар страды, дали отпуск шести самолучшим мужикам. Ну недосмотр, ну молодой управляющий… А сами-то мужики? У них-то совесть есть?
Исчезла былая гордость за хорошо распаханное поле, за красиво поставленный зарод, за чисто скошенный луг, за ухоженную, играющую всеми статями животину. Всё больше выветривается любовь к земле, к делу, теряется уважение к себе. И не в этом ли одна из причин прогулов, опозданий и пьянства, которое сегодня воистину стало национальным бедствием? Казалось бы, с пьяницей, с лодырем разговор должен быть коротким: увольнение. Ведь не потворством же укреплять трудовую дисциплину! А в Верколе за десять лет, за всю историю совхоза не уволили ни одного человека. Не пользуется ли этим нероботь, разного рода любители лёгкого житья?
В деревне нет недостатка в работящих, талантливых и совестливых тружениках. И у них болит сердце, когда видят сгноенное сено, погибающих телят, пьяных подростков. «Разбаловались… разболтались», — самокритично говорят они меж собой. Но почему не слышно их требовательного голоса? Почему никто из них не хочет идти в бригадиры, в управляющие? Почему они даже детей своих взрослых отговаривают от участия в управлении хозяйством?
Равнодушие, пассивность, нежелание портить отношения с односельчанами… И вечная надежда на строгого и справедливого начальника, который откуда-то приедет и наведёт наконец порядок. Почти как у Некрасова: «Вот приедет барин, барин нас рассудит». Но так ожидала бабушка Ненила, неграмотная старуха некрасовских времён. А теперь-то, когда почти у всех чуть ли не среднее образование, теперь-то зачем дать помощи со стороны? Лучше вас никто не знает веркольской земли, хозяйства, людей, местных нравов, — вам и браться за дела, вам и наводить порядок в собственном доме.
И тут, разумеется, своё решающее слово должны сказать бы коммунисты и комсомольцы. Немало их в Верколе: 41 член партии и 49 членов ВЛКСМ. Правда, лишь четверть коммунистов и половина комсомольцев работают непосредственно в отделении. Но не все они оправдывают свою авангардную роль, — к сожалению, и в их среду проникла распространённая ныне болезнь равнодушия.
На одном из самых красивых мест русской земли стоит Веркола. Да и не только русской. За свою жизнь я объездил немало разных стран, много красоты повидал в Японии, во Франции, в Америке и Англии, в Финляндии и Швеции, в Италии и Португалии. Но пинежские просторы, пинежские белые ночи и цветущие луга, наши бескрайние леса и деревянные строения не уступят заморской красе. Но ценят ли, берегут ли красоту веркольцы?
Пинежский берег под деревней — разноцветная галька да разливы жёлтых песков — залюбуешься! А чтобы ступить босой ногой — и не думай: битые бутылки, банки консервные. Да и в реку без опаски не зайдёшь: и там полно этого добра.
Не лучше и в окрестных лесах. Что только делают лесники? Хлам, неубранная хвоя, гниющий вершинник — это в делянках, где рубили дрова. А там, где заготовляли лес, и того страшнее: чёрная пустыня, пройти невозможно.
А в самой деревне? Три-четыре вековечные лужи на главной веркольской улице. В непогодь, в дождь не пройти без болотных сапог. И вот на обочину бросают кирпич, доски, палки и только никак не найдут способа разделаться с ними навсегда.
А до каких пор вокруг маслозавода будет грязь и душина? Иной раз идёшь мимо — нос приходится затыкать. Покойный Василий Васильевич Нечаевский, знаменитый директор Вельского совхоза, борясь за чистоту на фермах, возле коровников сажал цветы. А тут ведь не коровник — маслозавод.
Бедствием деревни стали собаки. Заведут щенка, поиграют, потешатся, а потом выбросят на улицу. Да и те собаки, которые при хозяевах, не на привязи. И вот от собачьих стай житья нет, были случаи — покусали детей. Неужели только большая беда заставит решить «собачий вопрос»?
Особый разговор о клубе. Сколько приходилось в своё время слышать упрёков и нареканий: в Верколе нет очага культуры. Построили клуб. Красотой не блещет, на барак смахивает, но всё в нём есть: зрительный зал, библиотека, читальня. Однако и здесь не хватает заботливых рук. Кругом битый кирпич, обломки шифера, кучи песка, разбросанные дрова, печи и крыши не ремонтированы. А крыльцо? Всё лето веркольцы развлекаются: размышляют вслух, как и куда ступить (доски прогнили и провалились), подсказывают друг другу, детям. А чтобы взять топор и гвозди да сменить доски — нет, ждут указаний свыше. И даже пошучивают: «У сельсовета бюджет на то есть».
Двадцать пять депутатов сельского Совета в Верколе! И опять пошучивают веркольцы: раньше в деревне один староста был, а порядка было больше. Так в чём же дело? Те ли это депутаты? Тем ли людям вы доверили устраивать свою жизнь? Ведь вы их избрали, ведь ваше право спросить с них.
Во все времена нёс свет культуры в народ сельский учитель. Так и повелось: каков учитель — таковы и дети, таков и облик села. За примером недалеко ходить. Сурский учитель, ныне пенсионер, Иван Андреевич Данилов — сколько он сделал для своего села! Его стараниями, руками его учеников песчаная Сура превращена в зелёный сад.
В Верколе тоже взялись за посадки — от школы до клуба натыканы берёзки. Но зачем? Комаров разводить? План по озеленению выполняли? Ведь эта расшитая пёстрыми мхами и окаймленная соснами поляна, как и лужок возле почты, тоже, кстати сказать, изуродованный посадками, сами по себе прекрасны и не случайно издревле были местом народных гуляний. Да нужно ли много говорить о роли учителей в Верколе, когда на школе нет даже вывески с названием!
И всё-таки нельзя сказать, что у веркольцев иссяк источник вековой народной поэзии и красоты. Концерт местной молодёжной самодеятельности этим летом был не хуже выступления иных столичных коллективов. С подлинным блеском, радуя искусством народного слова, песни и танца, прошла «Веркольская вечерянка». Но что печально? Ни одного парня, ни одного мужчины, ни одного подростка не было на сцене, так что женщинам пришлось играть и мужские роли.
Народные традиции… Везде — в Армении, Грузии, Литве — хранят и вновь оживляют и возрождают их. А почему же мы так беспечны?
Это хорошо, что старинные дома, амбары, церкви, крестьянскую утварь свозят в Малые Карелы. Но и на местах, в каждой деревне должна бы заново ожить северная краса — в песнях, в танцах, в ремёслах, в охраняемых памятниках. Почему вместо прекрасных, жизнерадостных, игровых, разнообразных по рисунку русских народных танцев — восьмеры, кадрили, к примеру, — молодёжь увлеклась примитивными джазовыми ритмами, западной трясучкой, напоминающей дёрганье припадочных?
Спрашивается: к какой жизни, к каким делам готовят своих детей иные веркольские родители? Сами с ранних лет с косой, с топором, и сейчас ломят с утра до ночи, а великовозрастные сынки и дочки, нынешние акселераты, нередко давят подушку до одиннадцати часов дня — отдыхают. Под крылом такой неразумной родительской любви да жалости и вырастают бездельники и эгоисты, которые не умеют беречь и ценить хлеб и всё содеянное трудом. Права свои хорошо усвоили, требуют много, а вот обязанностей знать не хотят.
Двести семь пенсионеров в Верколе. Огромная сила! А какое влияние оказывают они на жизнь деревни? Сколько их, к примеру, вышло на сенокос в погожие дни? По пальцам пересчитаешь. Зато иные пенсионеры, ещё полные сил, не достигшие и шестидесяти лет, с каким усердием занимаются своим хозяйством!
Не потеснило ли кое у кого в Верколе своё, личное — наше, общее? Не обмелела ли река народной совести, народной нравственности?
Да, о многое, об очень многом заставляют думать веркольские дела. Однако если сказать коротко, всё в конце концов упирается в равнодушие и пассивность. Нет активного, заинтересованного, требовательного отношения в Верколе к совхозным делам, к благоустройству села (чего стоит одна хаотическая застройка деревни!), к культуре, к молодёжи. А ведь здесь жить и работать будущим поколениям.
И почему бы уже сегодня не представить Верколу будущего? Сады, цветники, своё парниковое хозяйство, свой дом быта с равного рода услугами, которые наконец-то освободят сельскую женщину от трудоёмких домашних работ, дом подлинной культуры, где дружат старина и современность, где каждый будет не только зрителем, но и участником, творческим человеком. И конечно же, ухоженная земля, коровы-пятитысячницы и воспетый в песнях и сказках резвый конь, без которого на Севере не обойтись.
Быть или не быть такой Верколе — зависит от вас, дорогие земляки.
Август 1979, с. Веркола,
газета Пинежская правда