В сентябре поэтесса Ольга Фокина отметила 85-летие. Известно, что предисловие к ее первому поэтическому сборнику «Сыр-бор», который был одновременно дипломной работой в Литературном институте, написал сам «волшебник русского слова» Борис Шергин. Там есть такие слова: «Стихи Ольги Фокиной — это весенний цвет. Должно ждать творческого лета, доброплодного, ягодного». Незадолго до этой даты мы встретились с ней в ее родной деревне в Верхнетоемской районе, куда она приехала во время Фокинского фестиваля. И мой первый вопрос — об этих словах Шергина.
Шергин благословил, Абрамов поддержал
— Ольга Александровна, сегодня можно говорить о плодах вашего творческого лета — предсказания Бориса Шергина сбылись…
— Для меня важно, что мое желание писать сбылось. Появилось оно в раннем детстве и не оставляло никогда — где бы я ни жила и ни работала.
— Вам посчастливилось пообщаться с Шергиным. Каким он вам запомнился?
— Мне показалось, что Борису Викторовичу не хватало общения с земляками. Жил он в Москве с племянником в скромных условиях в коммунальной квартире. Когда он услышал от меня родной северный говор, заплакал. Для меня это была очень эмоциональная встреча.
— Он благословил ваш творческий путь, а потом его поддержал Федор Абрамов. Абрамов очень ценил ваши стихи, тепло и даже восторженно высказывался о вашем творчестве — и на встрече с читателями в Архангельске, и в студии в «Останкино», а также в литературных статьях. Говорил о вашем особом чутье «родного словечушка», о чистоте и искренности вашего творчества…
— Я абрамовская по духу, он мне ближе, чем кто-либо из писателей, ближе даже, чем Василий Белов, хотя с ним я много общалась, ведь мы входили в одну писательскую организацию в Вологде.
Познакомилась с Федором Александровичем я на шестом съезде писателей СССР. Ждала его в перерыве, очень волновалась. Я читала все его книги, их выход был для меня праздником. Первым прочитала роман «Братья и сестры» в конце пятидесятых. Там все было понятно мне и созвучно моим чувствам и мыслям. Поэтому встреча с Федором Александровичем и вызывала столько волнений. А он очень тепло со мной поговорил, потом сказал, что встреча со мной была самым ярким событием на съезде. Когда прочитал отрывок из моей поэмы «Малина твоя», откликнулся хвалебным письмом. И я попросила у него разрешения посвятить эту поэму ему. Он ответил: «С удовольствием». Конечно, такая поддержка была очень важна для меня.
Свою первую книгу я купила из-под полы
— Ольга Александровна, ваш талант как-то сразу получил признание. И на каждом вашем жизненном этапе встречался человек, который поддерживал вас. А можно определить, кто был первым, кто увидел в вас поэта?
— Пожалуй, первым таким человеком, который поверил в мой поэтический талант, была учительница литературы в Архангельском медучилище Алевтина Ивановна Грибачева. Меня к ней тянуло еще и потому, что я понимала: медицина — не мое призвание, попала в училище, можно сказать, случайно…
— Вы рассказывали в одном из интервью, что ехали поступать в педучилище, но там надо было с собой брать постельное белье или покупать его, а в медучилище его выдавали. Это действительно стало основной причиной в тогдашнем вашем выборе профессии?
— В селе ведь считали, что надо поступать или в пед, или в мед. Мама хотела, чтобы я поступала в медучилище: можно и людям пользу приносить, и себя при необходимости вылечить. По воле случая все вышло так, как хотела мама. Действительно, при поселении в общежитие педучилища надо было с собой принести постельное белье. А где его взять? Дома постельного белья не было, а чтобы его купить, нужны деньги, их тоже не было. В медучилище постельное белье выдавали. Поэтому я туда и пошла. Учиться мне было не очень интересно, но я старательно занималась по всем предметам. А настоящей отдушиной стали уроки литературы. Затем меня избрали членом редколлегии стенгазеты. Надо было писать заметки, и я написала их в стихах. На них и обратила внимание Алевтина Ивановна. Я показала ей тетрадку со стихами — она посоветовала отнести их в редакцию областной молодежной газеты «Северный комсомолец». При этом строго наказала: отдать редактору, а не корреспонденту. Я очень переживала, но настояла на встрече с редактором, оставила ему тетрадку. Через неделю меня пригласили в редакцию, сфотографировали, а в ближайшем номере газеты были опубликованы два стихотворения с моей фотографией. Меня сразу стали приглашать на собрания Архангельской писательской организации.
— То есть достаточно было публикации двух стихотворений в молодежной газете, чтобы в Союзе писателей открыли для вас двери?
— Да, тогда такие публикации много значили, а молодые таланты искали и поддерживали. Еще пример: в 1963 году мое стихотворение «Черемуха» было опубликовано на первой полосе газеты «Правда». Тогда же проходило Всесоюзное совещание молодых писателей. Открывая его, первый секретарь ЦК комсомола Павлов с трибуны стал перечислять участников совещания. Начал он так: «К нам приехала Ольга Фокина, фельдшер из Архангельской области». Но я уже окончила Литинститут, у меня вышел первый сборник «Сыр-бор», о котором мы говорили. После совещания весь его тираж был раскуплен, его продавали из-под полы. И так получилось, что свою первую книгу я тоже купила из-под полы…
— В 1965 году вышел фильм Марлена Хуциева «Застава Ильича», который начали снимать еще в 1959-м. Впоследствии он стал по-настоящему культовым, эталонным. В этом фильме нет ни одной случайной реплики, ни одной случайной сцены. И герой этого фильма ищет сборник стихов Ольги Фокиной, разумеется, неслучайно. Это имя еще широко неизвестно, продавец переспрашивает: «Может, Фолкнера?» А потом вспоминает: «А, Фокина!» И, протягивая книжку, говорит, что стоит она двадцать копеек. Счастливый обладатель книги читает на обложке: «Ольга Фокина. Стихи». Значит, ему тоже достался «Сыр-бор», ведь ваш следующий сборник — «Реченька» — появился только в 1965 году, когда фильм уже вышел на экраны. Как вы восприняли то, что с выхода первого сборника стали неким маркером времени?
— Мне рассказали об этом эпизоде, но тогда я не задумывалась, что он мог значить. Скорее восприняла его как отражение реальности — тогда многие хотели купить эту книгу, как и герой фильма. А еще благодаря этому сборнику стихов меня приняли в Союз писателей, хотя обычно принимали, когда у писателя выходило не менее трех книг. Я узнала об этом, находясь в «Артеке»: сбылась моя давняя мечта там побывать — меня пригасили провести встречи с ребятами. Какие-то сказочные чувства были тогда…
— А что вы чувствовали, когда были опубликованы ваши первые стихи в «Северном комсомольце»?
— Когда я увидела свои стихи опубликованными в газете, я будто на крыльях летала. На меня обрушилась несусветная слава — я сразу стала в медучилище героиней. Но была и другая реакция на эту публикацию. Одно из стихотворений называлось «Лекция», оно такое шутливое — о том, как нас в училище загоняли на неинтересную лекцию, а все толпились в гардеробе. Сразу после выхода номера газеты с моими стихами меня вызвала директор и спросила, готов ли профкомовский отчет. Я ответила, что не успела его сделать. Она так с укоризной: «А напечататься успела…» Потом меня вызвали к доске отвечать, а я упрямилась, мне даже ставили двойки, хотя я была отличницей.
— Уж поистине — нам не дано предугадать, как наше слово отзовется…
— Но потом все наладилось, училище я окончила с отличием, а когда уже работала фельдшером в лесопункте, директор писала письма, поддерживала меня, предлагала мне поступать в мединститут, причем без экзаменов. Но после окончания училища я хотела поступить в педагогический, а поскольку получила медицинскую специальность, мне было необходимо направление от писательской организации. Пришла просить его, но мне отказали: сказали, что у меня уже есть профессия и будет правильно поработать по специальности. Я будто спустилась с небес на землю. И поехала работать фельдшером в лесопункт Ягрыш, который находился за сорок километров от дома.
Стихи — зеленкой на горчичниках
— В ваших воспоминаниях работу в лесопункте вы называете самым счастливым временем. Так что, может, все сложилось к лучшему?
— Там я полюбила свою профессию. В самом начале работы даже диагностировала полиомиелит у мальчика, который приехал на каникулы. Тогда столько проверяющих приезжало, удивлялись, что я сумела поставить такой непростой диагноз — это заболевание в то время встречалось редко. Всем детям сделали прививки. Работы было много: постоянные приемы, выезды к больным, а ехать надо было на лошади, которую запрягала сама. Иногда ходила пешком, а зимой — на лыжах. Стихи писала чем придется и где придется, в том числе зеленкой на обороте горчичников или на испорченных бланках.
— Если это действительно стихи — они выход найдут…
— А еще в то время я встретила свою первую любовь, это был помощник вальщика леса, который приехал на заработки из Крыма. Парень хулиганистый, но нас тянуло друг к другу. Я готовилась поступать в мединститут, но десяток стихов отправила в Литературный институт — о нем я узнала, когда ходила на собрания в писательскую организацию в Архангельске. Не рассчитывала, что меня возьмут, но надеялась, что поступлю на заочное отделение.
Судьба русской литературы — в руках Фокиной
— История о том, как вас заподозрили в подражательстве Марине Цветаевой, весьма известна. И о том, что вас выручило ваше искреннее признание…
— Когда я отсылала стихи в Литинститут, указала обратный адрес мамы. На него и пришла бандероль из Москвы, которую она мне потом переправила. А в ней — журнал «Москва» с подборкой стихотворений Виктора Бокова и с надписью: «Ольге Фокиной с любовью к ее стихам».
— Виктор Боков, тогда уже известный поэт, сразу вот так дарит свои стихи неизвестной девочке из глубинки, да еще признается в любви к ее стихам. Интересное время было…
— Виктор Боков входил в число рецензентов в Литинституте, поэтому к нему попали мои стихи, они ему понравились. Но именно он и заподозрил меня в подражательстве Марине Цветаевой — наверное, не верил, что я сама могла их написать. Вслед за бандеролью пришло письмо от Нины Бондаревой, секретаря приемной комиссии, в котором она спрашивала: «Вы читали стихи Марины Цветаевой?» Решила честно ответить, что не знаю такой поэтессы, что, кстати, неудивительно — уже потом я узнала, что ее имя тогда было под запретом. Почерк у секретаря неразборчив, вместо «Цветаева» я прочитала «Увераева». Так и написала: дескать, к сожалению, не читала стихов Увераевой. Вскоре меня пригласили сдавать экзамены, и я их сдала на отлично, поступив на очное отделение Литинститута. Спустя время Виктор Боков подарил мне сборник стихов Марины Цветаевой, она стала одним из любимых моих поэтов. Удивительно, но некоторым моим стихам, которые стали песнями, приписывали авторство Марины Цветаевой.
— Вы сказали, что успели полюбить свою профессию медика, пока работали в лесопункте. Расставаться с ней было не жаль?
— Жаль было расставаться с домом, а еще оставлять свою первую любовь. Мой друг провожал меня до Верхней Тоймы, боялся, что я не вернусь. И получилось, что меня взяли в институт благодаря стихам, которые я написала под воздействием чувств к нему. У нас были очень чистые и светлые отношения. И вся моя поэзия согрета той первой любовью. Стихотворение «Звездочка моя ясная», ставшее песней, я написала от его имени, а потом в ответ, уже от своего имени — «Здравствуй, речка Паленьга». Очень переживала, когда он женился. Но потом и я встретила своего будущего мужа. А первая любовь осталась жить в моих стихотворениях.
— В Литинституте учиться вам было интересно?
— Да, очень! Это время я тоже бы назвала одним из лучших в моей жизни. Училась я в семинаре у Николая Сидоренко, а через пять лет к нему же попал Николай Рубцов. Николай Сидоренко был человеком спокойным, он на нас не давил, это позволяло нам развиваться и самовыражаться. А еще он не препятствовал тому, чтобы мы посещали семинары других руководителей — Льва Ошанина, Евгения Долматовского, Сергея Смирнова, Михаила Светлова. Неоднократно к нам на занятия приходил Михаил Шолохов. В институте я познакомилась с вологодскими писателями Сергеем Викуловым, Василием Беловым, с которыми потом состояла в одной писательской организации.
Кстати, профессия медика мне и здесь пригодилась. Комендант общежития, узнав, кто я по специальности, предложила организовать там медпункт. Я сама ходила в ближайшую аптеку, покупала лекарства и все необходимое. Эта работа для меня была хорошим подспорьем, чтобы не брать у мамы лишнюю копеечку, которая ей так тяжело доставалась. Вот так по утрам и вечерам я лечила писателей и поэтов — состоявшихся и будущих. Среди моих пациентов, к примеру, были Виктор Астафьев, Сергей Викулов, Евгений Носов… Даже шутка тогда такая ходила: «Судьба русской литературы — в руках Ольги Фокиной».
Мама похвалила за одно стихотворение
— Вас ведь оставили в Москве после окончания института?
— Я совсем недолго работала в издательстве «Советская Россия» и быстро поняла, что это не мое. Написала письмо Ивану Полуянову, с которым была знакома по Архангельской писательской организации, в нем сообщила, что хочу вернуться. А он в это время переехал в Вологду, где писательскую организацию возглавил Сергей Викулов, там были нужны свежие силы. В конечном итоге я оказалась в Вологде, где меня очень тепло приняли. Но Архангельская область всегда была и остается моей любимой родиной…
— Ваша мама хотела, чтобы вы выбрали, как она считала, какую-то полезную профессию. Она потом приняла ваш выбор стать профессиональным писателем?
— Мы с братьями выросли на поэзии — ее мы слышали с ранних детских лет от мамы. Вместо колыбельной она пела нам стихи Пушкина, Лермонтова, Некрасова, которые учила в церковно-приходской школе. У мамы был поэтический взгляд на мир, но она не могла в тех условиях реализоваться как поэт. Я это сделала за нее. Хотя, конечно, поэзию она считала увлечением и не понимала, как она может быть профессией. Потом смирилась и приняла мой выбор.
— А какие ваши стихи нравились маме, за какие она вас хвалила?
— За всю жизнь она меня похвалила только за одно стихотворение:
Я на миру живу не горбясь,
Я для тебя храню поклон,
Моя Архангельская область,
Мой Верхнетоемский район…
* * *
«Ольгу Фокину я очень люблю. Я считаю, что из женщин, пишущих на русском языке, можно сказать, это самая талантливая поэтесса. Она, во-первых, очень близка к жизни, у нее всегда в стихах не выдумка, не буквы, не слова — стихи порождены самой жизнью… У нее есть совершенно свежие, совершенно прелестные стихи, которые пленяют, очаровывают тебя искренностью, чистотой и непосредственностью чувств. И, наконец, далеко не каждый поэт и писатель может похвастаться, что у него есть свой язык. У Ольги Фокиной есть свой язык, по которому ее можно отличить от других поэтов».
(На встрече с архангельской интеллигенцией в 1981 году).
Федор Абрамов
* * *
«Ольга Фокина заинтересовала меня при первой же встрече, хотя ее стихи мне не были известны. Сдержанная и даже строгая в разговоре, она тотчас же оживилась и затихла, когда из репродуктора послышались удивительные мелодии русских народных песен. „Жить без них не могу“, — грустно сказала она, когда пение прекратилось».
(Газета «Вологодский комсомолец», ноябрь 1966 года. По поводу выхода в свет сборника стихов О. Фокиной «Реченька»).
Николай Рубцов
Выражаем благодарность:
- ИП Мысовой Лилии Борисовне
- ООО «Верхнетоемский хлебокомбинат»
- ООО «Тойма»
- Александру Сергеевичу Пасечнику
- Сергею Владимировичу Курсову
- Юрию Анатольевичу Романову
- Николаю Анатольевичу Юрьеву
- МБУ «Верхнетоемский краеведческий музей»
Справка
Ольга Фокина — лауреат Государственной премии РСФСР имени М. Горького, Большой литературной премии России. Почетный гражданин Верхнетоемского района и города Вологды. Награждена орденом Трудового Красного Знамени, орденом Дружбы народов, орденом «Знак Почета», орденом Почета, медалью Пушкина, медалью «За трудовую доблесть», Всероссийской литературной премией «Звезда полей» имени Н. М. Рубцова, Всероссийской литературной премией имени Александра Прокофьева «Ладога». Песни на ее стихи исполняли Валентина Толкунова, Елена Камбурова, Людмила Сенчина, ВИА «Цветы» и другие.